Ступень Четвертая. Часть вторая
Шрифт:
Она грустно посмотрела и вздохнула.
— Ответственность — это хорошо, но я бы хотела видеть тебя чаще.
— Предлагаешь мне уйти из школы? — попытался перевести я все в шутку. — Так я только за. Забирать документы?
— Ой нет, я совсем не это имела в виду. — Она махнула на меня рукой и засмеялась. — Не перекручивай мои слова.
Перед отъездом она меня поцеловала в лоб, для чего ей пришлось подниматься на цыпочки, и пожелала, чтобы мои проблемы рассосались как-нибудь сами, без моего участия. Я был бы только за такой
Мысль о мамином отце оказалась пророческой, потому что он ждал меня около входа в школу.
— Добрый вечер, Ярослав. Нам надо поговорить, — важно сказал он, заступая мне дорогу.
Встревоженный школьный охранник вышел на порог, но я успокаивающе махнул ему рукой. Защита мне не требовалась.
— Добрый вечер, Андрей Дмитриевич. Говорить нам с нами не о чем.
— У меня есть интересная для тебя информация, — заявил он.
— Вот как? И какая же?
— Не буду же я говорить при всех? — намекнул он на создание полога. Но на самом деле, как мне казалось, он не хотел, чтобы кто-то слышал, как он клянчит деньги.
Парни застыли на пороге, не желая проходить без меня, но я сказал, чтобы не ждали. Чем черт не шутит, вдруг Елисеев действительно знает что-то важное?
Мы отошли от проходной, и я активировал защиту от прослушки, после чего Елисеев солидно откашлялся и выдал:
— Я хотел бы извиниться за недостойное мага поведение.
— Это вся ваша ценная информация? — с насмешкой уточнил я.
— Не перебивай, со… — последним словом он подавился и попытался выкрутиться и не обозвать меня так, как ему хотелось. — Совершенно не об этом речь.
— Так где же ваша ценная информация, Андрей Дмитриевич? — нетерпеливо спросил я. — Мне ваши извинения не нужны. Вы поступили так, как посчитали нужным, окончательно оборвав любые родственные связи между нами.
— Родственные связи просто так не оборвать. Кровь — не вода, всегда сродство имеет.
— Поэтому вы выставили мою мать на улицу?
— А что, скажешь, не пошло ей на пользу? — ощерился Елисеев. — Вона как хорошо устроилась, даже с родным отцом дела иметь не хочет. Мать-то ее тогда так убивалась, так убивалась. А у нас выбора не было: либо от дочери отказываться, либо Лазарева нас всех уничтожила бы.
— Конечно, она умерла, на нее теперь можно все свалить. Не представляю, чем Валерия Лазарева могла вам угрожать. Разве что тем, что не даст вам денег, если вы не послушаетесь?
— Деньги тоже дала, — согласился Елисеев. — Но не это главное. Она ж из этих, из мозгодеров. Пообещала, что все мы на тот свет отправимся как самоубийцы. Вот и…
Оправдания Елисеева мне были не слишком интересны. Даже если то, что он нес, было правдой, правда эта давным-давно быльем поросла.
— Вряд ли это теперь является ценной информацией, — намекнул я.
— Так я и не про это. Ты же понимаешь, что ценная информация тем и ценна, что ее можно продать, — сказал он и потер пальцами, как если бы пересчитывал деньги.
— Это вы с родного внука деньги опять содрать пытаетесь? — развеселился я.
— Нет, деньги дело такое. Сегодня есть, завтра потратились, — туманно ответил он. — Мы подумали и решили, что хотим в клан вступить.
— А я даже не думая решил, что вы мне в клане не нужны. Мне предатели под боком ни к чему.
— С чего это мы предатели?
— Как же? А кто с Глазьевыми договорился за моей спиной, чтобы управление кланом отжать? Это я еще молчу про тот случай, когда ваши внуки пытались меня ограбить.
— Твои двоюродные братья шутковали немного. Ну ошиблись мы чутка, не на того поставили, так что ж нас теперь всю жизнь наказывать? — с надрывом спросил он. — Мы раскаялись, поняли, что родную кровинку нельзя отрывать от себя — все равно боком вылезет. Так пойми это и ты.
— Вы мне не родня, — отрезал я, уже жалея, что вообще согласился на этот разговор.
— Может, мы и не родня, но за твоей спиной с твоими врагами не договариваемся, — обиженно ответил Елисеев. — В отличие от некоторых из твоего клана.
— Вы не договариваетесь, потому что вам предложить нечего, — с ехидцей заметил я. Нет, теоретически предлагать им было что: с помощью родной крови можно нехило нагадить, но там этой крови столько нужно, что от этих Елисеевых вряд ли что останется. — Так же, как и мне сейчас. Намеки на то, что кто-то из клана меня обманывает, не в счет.
— Не скажи, парень, — ухмыльнулся он. — Не намеки, а полное доказательство. Нас вон ты из своей жизни выбросил, хоть мы и кровь родная, а чужую девку простил, а она опять хвостом вертит не перед тем. И ведь ты ее не только простил, но и денежное место дал. Неужели мы хуже?
В его голосе сквозила искренняя обида. Мол, старались, предавали из последних сил, а вознаграждения ни с кого не получили. Эти шпионские игры со стороны кровных родственников были очень уж некстати, потому что оставлять его слова без внимания теперь нельзя — будет подозрительно. Я догадывался, о ком шла речь, поэтому ничего нового Елисеев не рассказал бы: Аня отчиталась о разговоре с Глазьевым и его предложении.
— Хуже предаете? — уточнил я. — Я не плачу за предательство.
— Ой ли. Глянь-ка. — Он вытащил телефон и открыл на нем фоку Ани в компании Романа Глазьева. — Уверен, что не платишь? Лопух ты, Ярослав, прости господи. У тебя под носом заговор происходит, а ты ничего не видишь.
Он тряс передо мной телефоном и менял одно фото на другое. Аня вышла на редкость удачно. И лицо такое выразительное в своей заинтересованностью собеседником. Что ж они так неаккуратно встречались? Теперь об этой встрече знаю не только я, но и куча представителей других кланов. Роман мне всегда казался туповатым, но это даже для него как-то слишком.