Ступени в вечность
Шрифт:
Девушка растерялась. Она жаловалась Раванге на его же ошибки, недостойные Великого, считала их, а изнутри постепенно всплывало: уж очень их много! Слишком много несуразностей. Это раньше она не соображала, а теперь яснее ясного — с самого начала её куда проще укрыть было. Не Тангару доверить, а самому позаботиться. Не исчезать то и дело и выискивать потом Маритху среди всей Табалы, а глаз не спускать, пуще жизни беречь, коль уж она такая ценность. Не пускать Аркаиса по следу, не ждать её встречи с ним да выспрашивать потом, что он да как он, а закрыть, защитить, не дать ни одному ядовитому словечку к Маритхе просочиться.
Выходит,
Нельзя стоять меж двумя Великими. Порвёт в клочки. Её уже почти разорвало.
Неужто так Великие, подобные Раванге, заботятся о людях, просящих помощи? Кто бы тогда к ним пришёл, кроме увечных? Странная догадка, наконец, пробилась изнутри. Она давно уже стучалась, просилась наверх, но Маритха упорно её не пускала.
— Так для кого все это? Табала… дорога по запретным землям… Дверь эта проклятая… — едва шептала она, и слова затерялись бы в ветре, если бы спутник был попроще.
Раванга молчал, но прозрачная улыбка совсем истаяла. Лик его теперь не безмятежен — безжизнен, точно вырезан из кости.
— Нет, ты скажи… Я это выдержу, — продолжала Маритха взывать к его недвижному спокойствию. — Я словно и есть не человек, а тот самый Ключ необычайный, который все подкидывают и подкидывают… а потом из-под носа выдернуть пытаются. Скажи… — Вновь пришедшая злость сразу помогла её голосу окрепнуть. — Про кого ты думаешь, про меня? Или про него? Для кого это все? Кому из нас ты помогаешь? На самом деле?
Великий качнулся вперёд всем телом, будто признавая за Маритхой право на это знание. Или не за Маритхой?
— Я сочувствую всем равной мерой, — обескуражил её ответ.
— Так кому?
— Равной мерой. Вам обоим.
— Но просила-то я одна! Сыну Тархи не нужна твоя правда! У него своей навалом!
— Правда может быть своя, а истина одна. Он ещё поймёт. Лучше, если это случится теперь же.
— Слышишь? — крикнула девушка в скалы, так что даже эхом отдалось вдалеке. Ветер быстро унёс все следы её негодования.
— Он все слышит, — отозвался Раванга.
— Он никогда не примет помощи! Да ещё твоей! Он смеётся над каждым словом!
— Он поймёт, что дорога неверна. Рано или поздно.
— Чего же проще, — подхватила Маритха. — Откройте Дверь — и сразу разберётесь, чья дорога верная. А чья не очень… Вдруг обе… — вовремя прикусила она язык.
— Неужели ты действительно так думаешь? Ты, а не Аркаис?
— Я за себя говорю.
Не дождавшись продолжения, девушка ещё от себя прибавила:
— Выходит, что нет никакой разницы, кого слушать, с кем идти. Все одно.
Никогда она не произносила ничего с таким удовольствием. Словно все тяготы мира с себя сбросила. Так странно… Горевать бы, а она не нарадуется! Вот глупая!
— Ты сейчас в злости. Она пройдёт.
— Неужто это злость во мне так поёт? — хихикнула Маритха.
— Злость очень хитра. Её не всегда заметишь.
— Ну, пускай тогда будет злость. Только от злости моей все равно ничего не поменяется. Как в мире повелось, так и будет, потому и радости нет, потому все серое.
— Ты заблуждаешься. Разница есть.
— Ох, хорошо бы, — вздохнула Маритха, но её уже опять подхватила непривычная лёгкость. — Вот ты говоришь, обо всех заботишься, а Тёмный про свою только выгоду печётся. Так? Но ты же сам говорил: законов, положенных Бессмертными, он не нарушает. И ты живёшь по ним же. В чем тут ваша разность? Ты не делаешь того, что просят, сам решаешь, как человека осчастливить. — Девушка не удержалась-таки, хихикнула снова. — От такой помощи, бывает, что и жизнь хуже смерти покажется. И он счастье по-своему раздаёт, с горчинкою, что потом раскусится так раскусится…
Она вздохнула, досадливо отгоняя отзвуки пленённых Нитей, что потревожили её так некстати. Уйдите, не до вас сейчас.
— Вы, Великие, словно так из пещер Амиджара и не вышли, до сих пор там живете. Неужто нельзя простого человека одарить иначе, без мучений, болей, страхов? Неужто, если не изломать со всех сторон, то эту самую суть человечью, про которую ты говорил, наружу не выдавишь? В чем тогда ваша разность? Сын Тархи хоть все сразу забирает, в одно мгновение да на долгие годы. А настоящий Великий кровь по капле давит, выходит, так? Я уже жалела-пережалела, что ты меня тогда из холода вытащил. Не могу я так! Ты вот говоришь, что всех жале… всем сочувствуешь. А зачем мне это твоё сочувствие? Ну зачем оно мне? — укоризненно смотрела на его непроницаемое обличье Маритха. — Что толку, если ты смотришь, как я корчусь, жалеючи? Мне не ворох знанья, а любовь нужна и радость в жизни. Хоть какая-то!
Он все-таки улыбнулся. Едва-едва, так нежно, так мудро. Луна, зачем ты так ярко светишь? Фитиль справедливого гнева Маритхи начал гаснуть. Он еле тлел, отчаянно взывая к её помощи, и девушка против воли отвернулась от неземного лица.
— Ты ошибаешься, Маритха, как многие до тебя. Может, ты когда-нибудь это поймёшь, а может, и нет, — голос его показался на диво далёким, не холодным, нет, но каким-то… — Я не жду людской благодарности. Не жду, чтобы меня прославляли, как когда-то бывало в Табале. Слава меркнет, благодарность со временем истощается. Но остаются Нити, они помнят все, и мою работу над ними тоже. Она не пропадёт. Ты почувствуешь это, Маритха. Со временем.
— Тёмный тоже так говорит. Придёт время, и они обретут себя вновь. Но никто из них больше не забудет свою Нить. Так они достигают своего пробуждения. Чем хуже?
— Недавно ты не хотела возвращаться из незримого, потому что узнала о нем правду.
— Она показалась ужас какой страшной, я же ничего сверх того не знала! А как узнала, волосы совсем зашевелились. Каждый из других вытягивает, что может. Даже я из Тангара. Не лучше других. Присосалась, как шорха!
Маритху передёрнуло от воспоминания про жирных коричневых червяков, что ворошились в колодцах в родном Ашанкаре. Лекари собирали их для немощных. Её отцу как-то раз приставляли таких к груди, вытянуть жар. Маритху по дурости подглядывать угораздило, вот и стошнило, хорошо хоть из комнаты выбежать успела.