Стылая
Шрифт:
– Последней записи, в которой упоминается встреча человека с амфисбеной, уже более полутора тысяч лет... – покосился на меня Павлен. – Так что вывод делайте сами.
– Чего-то здесь встречается слишком много зверья, которое считается давным-давно вымершим... – пробурчал Якуб. Надо сказать, что с этими словами я была согласна целиком и полностью, только вот Павлен опять сделал вид, что ничего не понял. Ну-ну, посмотрим, что будет дальше: отчего-то я уверена, что это не последнее животное из тех, что считается давно исчезнувшим из нашего мира.
Тем временем амфисбена то ли закончила свою трапезу, то ли просто решила убраться отсюда, но вновь сверкнув на нас своими ярко-красными глазами, змеюка вдруг засунула одну свою голову в пасть другой головы, подобрала лапы, распустила
Стоило амфисбене немного отдалиться, как грифы стали слетать со своих мест и устремились к мертвому телу, лежащему на земле – видимо, птицы решили, что теперь пришла их пора приниматься за еду.
– А ну, кыш отсюда!.. – Коннел шуганул грифов, которые, тем не менее, и не думали далеко отлетать. Меж тем парень продолжал... – Похоронить бы человека надо – негоже оставлять беднягу на земле.
Верно – грех бросать умершего на съедение птицам и зверью. Конечно, здешние обитатели к этому времени уже успели крепко потрепать тело человека, но все одно не стоит оставлять беднягу без погребения. Сейчас, глядя на печальные останки, невозможно определить, сколько лет погибшему, и откуда он родом – скорей всего, перед нами один из тех искателей удачи, которому крепко не повезло. И в его немногочисленных пожитках не было ничего, что бы указало на то, кем был этот человек при жизни. А ведь кто-то его наверняка дома ждет, надеется на возвращение...
Беда в том, что у нас не было самой захудалой лопаты, а ножом или мечом каменистую землю много не наковыряешь. Странным было и то, что при старателе мы также не нашли ни лопаты, ни кайла, ни решета для промывки золота, а ведь без этого инструмента старатели не уходят, и уж тем более не бросают столь необходимые вещи невесть где...
По счастью, рядом оказалась неглубокая яма, в которую мы и отнесли останки погибшего. Пока святые отцы читали нам ним молитвы, мы приносили камни, которыми закладывали тело мужчины, и тех камней понадобилось немало – могильный холмик получился довольно-таки приличных размеров. Конечно, можно было бы так не стараться, но нам не хотелось, чтоб кто-то вновь сумел добраться до тела бедняги. Погребение заняло у нас немало времени, и, закончив работу, мы присели у безымянной могилы.
– Интересно, от чего он умер?.. – задала я вопрос, который наверняка интересовал каждого из нас.
– Скорей всего, от яда... – вздохнул Павлен. – Я успел осмотреть тело, вернее, то, что от него осталось, и склоняюсь к версии, что, скорей всего, это был укус какого-то ядовитого существа, возможно, той же амфисбены. Или же парень погиб от потери крови...
– Теперь гадай – не гадай, а правды все одно не узнаем... – Якуб положил на землю три туго набитых кожаных мешочка. – Лучше скажите, что с этим будем делать? Делить на всех?
Эти мешочки мы нашли в разорванном дорожном мешке погибшего. Что в них было? Золото, что же еще могло быть у старателя... Конечно, в другое время я ни за что не стала бы отказываться от возможности неплохо заработать, только вот сейчас об этом и речи не шло. Почему? Не знаю, как другие, но у меня не было намерений отсыпать себе хотя бы горсть этого желтого песка и мелких самородков. Дело тут не только в моральных принципах, но и в самой обычной рассудительности – вы представляете, сколько весит хотя бы один такой мешочек с золотым песком? Если не знаете, то поясняю: очень и очень много, а тащить на себе дополнительную тяжесть, да еще и в горах, мне совсем не хочется. Тут надо силы беречь, а не какое-то золото – мы и без того крепко выматываемся, и потому сейчас каждому из нас следует рассчитывать только на свою выносливость, а не бездумно радоваться тому, что к тебе в руки плывет нежданное богатство, которое едва ли не повиснет тяжелой гирей на твоей шее.
Вот и святые отцы одновременно с Павленом чуть отрицательно качнули головой – нам, мол, этого добра не надо, да и Коннел, на мгновение задумавшись, отвернулся – жалко, конечно, отказываться от золота, но сейчас не до того! Я его понимаю – не стоит надрываться, если по прибытии в Сейлс тебя и без того ждет тысяча золотых. Разумеется, лишние деньги парню бы никак не помешали, но он понимает, что в наших нынешних условиях лишняя тяжесть, пусть даже и дорогая, сейчас ни к чему.
Ну, раз такое дело, то Якуб, сияя от счастья, сунул все три мешочка с золотым песком в свой дорожный мешок. Ох, Якуб, Якуб, ну какой же ты олух! Конечно, сейчас это золото ты никому не отдашь, будешь тащить его на себе даже в том случае, если придется ползти на четвереньках из последних сил. Ладно, оставайся в блаженном неведении о том, что в свое время Павлен все одно заберет у тебя один из этих мешочков на благо развития Святой церкви – ухватки инквизиции мне прекрасно известны. Правда, говорить тебе о столь невеселом развитии событий я пока что не буду – пусть до тебя самого дойдут самые элементарные понятия.
– Идем дальше... – вздохнула я, заметив недовольный взгляд Павлена, стремленный на меня. – Мы и без того тут слишком задержались.
Наш небольшой отряд вновь отправился в путь, но кто бы знал, как мне не хочется идти дальше! Посидеть бы тут с часок, не думая ни о чем, и никуда не торопясь...
Ладно, страдай – не страдай, но изменить пока что ничего нельзя. Ведь если бы я даже осталась в Сейлсе, и захотела покинуть Зайрос, то вряд ли «Серая чайка» смогла уйти из этой страны без разрешения Павлена – можно не сомневаться в том, что капитан корабля, как выразился Коннел, тоже «на крючке у инквизиции».
Трудно сказать, какое расстояние мы сумели пройти до вечера, но могу предположить, что немалое. Ближе к вечеру Коннел вдруг сказал, что в этом месте должны быть люди – дескать, он почти уверен, что встречает человеческие следы. Хм, сейчас не знаешь, радоваться этому, или к подобной новости следует относиться с опаской – в здешних краях с первого взгляда и не определишь, что можно ожидать от встречи с человеком.
Немногим позже мы набрели на нечто, отдаленно напоминающее жилище человека. Вообще-то на первый взгляд увиденное больше напоминало огромный шатер из веток, обтянутый сверху звериными шкурами. К этому времени я уже знала, что в таких легких домишках обычно проживают коренные жители здешних мест, но этот шатер был что-то уж очень большой. Надо же, а я уже и забыла, что Коннел как-то упоминал о том, будто на Птичьей Гряде люди не селятся. Похоже, парень ошибался. А вот и сам хозяин этого дома, пожилой мужчина, по внешнему виду которого сразу понятно, что к переселенцам он не имеет ни малейшего отношения, зато смахивает на обитателя все того же племени Серых Барсуков. Сейчас мужчина занимался тем, что снимал шкуру с убитой лисы, и тушка еще одной лисы лежала в стороне – похоже, мужчина недавно вернулся с охоты. Заметив нас, незнакомец ненадолго оторвался от своего занятия, и всего лишь разок глянул на подошедших людей безо всякого выражения на невозмутимом лице. Хм, вообще-то я, окажись на месте этого человека, и, увидев перед собой целую толпу чужаков, была бы куда более эмоциональна.
Тем временем Коннел, оставив нас на месте, направился к мужчине, который даже не посмотрел, а всего лишь покосился на приближающегося к нему парня так, будто здесь ежедневно проходят если не сотни, то десятки людей, и ради этого занятому человеку не стоит отрываться от важного дела. Такое впечатление, что мужчина даже не обратил внимания на приветствие Коннела.
Я же те временем рассматривала незнакомца – невысокий, немолодой (если не сказать старый), почти седые волосы, лицо покрыто глубокими морщинами, потертая одежда из выделанной кожи... Да, это человек из числа тех, кого называют аборигенами, то бишь коренными жителями здешних мест, только вот что он делает в этой глуши? Впрочем, всегда находятся любители одинокой и тихой жизни вдали от людской суеты.