Субмарина
Шрифт:
Я мог бы подняться к ней. Она бы поставила кофе, который мы не выпили бы, у нее на кровати лежали бы подушечки, в углу — старый компьютер, на котором она делает домашние задания, рядом — стеллаж: Эми Тан, Джон Ирвинг, куча книг по педагогике. Чувствуется ли слабый запах табачного дыма? Тканое покрывало, белье чистое, застеленное с мыслью о том, что я, может быть, зайду.
Лицо в зеркале красное. Я слушаю, нет ли Мартина в коридоре. Но ничего не слышу. Представляю его, лежащего в кровати, головой уткнувшегося в подушку с нарисованным роботом.
Я беру Мону на диване
Кончаю в унитаз, стараюсь ничего не забрызгать спермой.
Мою член в раковине. Спускаю воду, опускаю сиденье, затем достаю шприц.
Вокруг велосипеды. И запах смазки. На полу — жирные коричневые пятна. Изо рта торговца велосипедами вылетают приглушенные звуки. Извинения. Брови домиком. Как нарисованный ребенком вигвам.
Джимми сказал:
— Думаю, на Карстена можно положиться. Он просто слишком добрый. Не привык продавать, привык покупать. Знает, каково это — остаться на бобах. Слишком хорошо знает. Слишком добрый.
Карстен сказал:
— Я верну деньги, точняк.
Так вот сегодня он пришел, все так же не понимая, почему его знакомый до сих пор не заплатил.
Я говорю торговцу:
— Все платят, такова жизнь. Все платят.
Торговец говорит:
— У меня нет денег. Именно сейчас денег у меня нет.
Он стоит у кассы. Я слышал, как она издала лязгающий звук, когда мы вошли в магазин.
Он говорит:
— В понедельник. В понедельник деньги будут.
Я показываю на кассу:
— Сумма небольшая. Не стоит оставаться в должниках.
Торговец оглядывается через плечо, из подсобки выходит женщина. Он говорит:
— Гоночные у нас есть, если именно они вас интересуют, большой выбор.
Мы выходим за ним на улицу. Он машет руками, показывает на ценники, на педали, приподнимает велосипед, чтобы мы посмотрели, как крутится переднее колесо.
Он говорит:
— Жена не знает, что я снова подсел.
Показывает нам гоночные велосипеды.
— Если она узнает, то выгонит меня. И все, конец. Я слишком часто ее подводил.
Придерживает велосипед за седло, наступает на педаль, показывая, как легко на этой модели переключаются скорости.
— Вы уж подождите до понедельника… Я добавлю сотку за беспокойство.
Я заметил велосипед, стоящий в конце ряда, маленький синий мальчиковый велосипед.
— Я возьму вон тот.
У него серебряные молнии по бокам, а с руля свисают кожаные шнуры.
Мы подходим к велосипеду.
— Я забираю его, и мы в расчете.
— Но он стоит значительно дороже, чем…
И он прав, велосипед стоит в два раза больше, чем он мне должен.
— Мне все равно, в противном случае я заберу сумму, которую ты мне должен, из кассы. Плюс проценты за просрочку. Или же забираю велосипед.
Трудно втиснуться в автобус с велосипедом. Иду согнувшись, придерживая руль рукой. Пока добрался до дому, заболела спина. Успеваю нюхнуть чуток, прежде чем отправиться за Мартином.
Велосипед стоит посередине гостиной, Мартин скачет от радости. Мы выносим велик на улицу. Сначала мне пришлось его держать, а потом он и сам поехал. Уже пробовал кататься в саду. Едет вокруг дома, по тротуару, и все же мне не по себе, когда он пропадает из виду. Потом мы снова поднимаем велосипед в гостиную. Он хочет, чтобы велик был поблизости, хочет на него посмотреть перед сном.
Говорит:
— Папа, если бы у тебя тоже был велик, мы бы вместе отправились в поход. В лес.
Про себя я думаю: покупка велосипеда для папы — всего лишь вопрос времени.
Не думал, что мне когда-нибудь понадобятся права. Это оназахотела, чтобы я их получил. Сказала, что в нормальной семье должна быть машина. Что у отца семейства, по крайней мере, должны быть права. Мы сможем брать машину напрокат, когда будем ездить на дачу. Я не представлял, зачем они нам могут понадобиться. Но деньги были. Мы больше не тратились на героин, так что деньги были — на всё.
Еду как можно осторожнее, слежу за дорогой, слежу за разделительной.
Держись в своем ряду, думаю я. Не спеши. Останавливайся на красный. Держись в своем ряду.
Руки влажные. Народ едет с работы. И я, бардачок полон героина. Пакетики с героином, куча пакетиков с героином.
Джимми сказал: не забудь, завтра — «День большого хаоса». Вчера сказал, вечером. Перед тем как попрощаться, после того как раздал последние пакетики и забрал деньги, после того как Хеннинг в очередной раз пожаловался, что у меня нет кокаина, что кокаин пользуется спросом и хорошо бы его тоже продавать, прямо перед тем, как я сел в автобус до детского сада. Завтра — «День большого хаоса», сказал Джимми. И по глазам понял, что я не понимаю, о чем речь. Медленно повторил: «День большого хаоса». Ну, знаешь…
Еду осторожно. Когда включается зеленый, мотор глохнет. Два раза чихает, прежде чем мне удается завестись. Это все машина, старая колымага. Произношу это громко, вслух. Машина совсем убитая, белая «тойота-карина» с ржавыми дверями, я взял ее напрокат с утра пораньше. Показал права, выложил пару сотен. Поедет? — спросил я. А куда денется, был ответ. Но она хорошо вписывается в стилистику нашего района, и на ней не написано, что ее взяли напрокат.
«День большого хаоса». Пару раз в году это бывает. Элементарная математика. Белые воротнички получают зарплату первыми. Их мы первыми видим на улице в конце месяца. Иногда уже двадцать шестого числа. Следующие — «комбинезоны», рабочие, на день или два позже. Затем идут пенсионеры, им платят в последний рабочий день месяца. Небольшая армия, приносящая нам денежки. Безработные на пособии — последние. Они получают деньги в первый день месяца. Чаще всего к этому времени они уже задолжали «комбинезонам» и пенсионерам.