Судьба: Дитя Неба
Шрифт:
— Как посчитаешь нужным, дядя, — просто ответил Эши. — Ты заслуживаешь знать правду обо мне, и ты ее знаешь. Прощай. — Он распахнул дверь и исчез за пеленой падающего снега.
Анборн подождал, пока затихнет стук копыт коня Гвидиона, и вновь поднял кружку с элем. Потом он некоторое время смотрел на шипящее в бессильной ярости пламя. Глубоко вздохнув, Анборн встал, вытер эль с губ и поднялся по скрипучей лестнице наверх.
В скудном свете ржавой лампы солдаты стояли вокруг соломенного матраса, пытаясь облегчить страдания его друга. Анборн подошел к изголовью его постели. Шрайк с трудом открыл глаза, быстро оглядел стоящих вокруг воинов
— Оставьте нас.
Солдаты вопросительно посмотрели на Анборна, и тот молча кивнул. Они быстро собрали окровавленную одежду и тихо вышли.
Генерал взял чистую тряпицу и намочил ее водой из кувшина. Присев на корточки возле постели Шрайка, он осторожно стер засохшую на лбу кровь. Шрайк повернулся и взглянул тускнеющими глазами на своего командира.
— Благодарение богам, я вновь тебя увидел, — запинаясь, произнес Шрайк.
— Это точно, — слегка улыбнувшись, ответил Анборн.
— Принеси… мой… меч.
— Потом, — покачал головой Анборн. — Сейчас тебе нужно отдохнуть.
— Потом может не наступить, — нахмурился Шрайк. — Похоже, у меня больше не будет шанса, милорд Анборн. Неужели ты готов упустить такую возможность?
Анборн некоторое время молчал, легкими касаниями вытирая посеревшее лицо Шрайка.
— Нет, — наконец признал он с некоторым неудовольствием.
— Тогда принеси меч.
Анборн неохотно встал, направился в угол, где лежали вещи Шрайка, и почти сразу же нашел зазубренный меч. Анборн подержал его в руке, а потом вернулся к постели Шрайка.
— Это может подождать, пока ты не станешь сильнее, — предложил он Шрайку, но тот снова нахмурился.
— Пусть тебя заберет Пустота. Взгляни на лампу.
Анборн протянул заметно дрожащую руку, взял потускневшую лампу и поднес ее к глазам.
Шрайк смотрел на лазурные глаза, клеймо королевской линии намерьенов, которые опять засияли. Он откинулся на набитую соломой подушку и закрыл глаза. Дыхание с глухим хрипом вырывалось из его груди.
21
Глубоко в туннелях Илорка. Законы Искателей
С давних времен среди фирболгов существовала тайная каста Искателей.
У болгов Канрифа не было ни записанных легенд, ни постоянных традиций, они оставались неграмотной расой, во всяком случае до тех пор, пока не появился Акмед, в жилах которого отчасти текла и кровь болгов, и не стал их королем.
Подчинить жителей гор оказалось не таким уж трудным делом. Почти сразу же Трое нашли заброшенные развалины, в которых когда-то располагалось средоточие власти Гвиллиама — королевская библиотека, сердце Канрифа. В ней хранилось огромное собрание карт, планов, манускриптов, часть из них были доставлены сюда с погибшего Серендаира. Здесь имелись подробные каталоги, спрятанные в футляры из мрамора и слоновой кости, их охраняла огромная красно-золотая фреска дракона, написанная на куполообразном потолке. Серебряные когти чудовища были вытянуты в молчаливой угрозе.
Из библиотеки вел проход в сокровищницу, где хранились наиболее ценные предметы, принадлежавшие умершему королю; Трое обнаружили лежащий на спине мумифицированный труп Гвиллиама со следами жестоких ран в груди. Простая корона из чистого золота тускло сияла рядом с его телом.
Но самым ценным приобретением оказались механизмы, построенные
И болги без особых сомнений подчинились новому королю, вернувшему им веру в то, что скоро горные города «виллимов» — так они называли намерьенов — обретут прежнюю славу, но уже под началом нового предводителя, наполовину фирболга. Они ничего не знали о его другой ипостаси, о дракианской сущности Акмеда, заставлявшей его искать ф’дора, демонический дух, сумевший сбежать из темницы, построенной драконами из Живого Камня, чтобы пленить демонов в Преждевременье. Дракиан связала древняя клятва крови, побуждающая их до последнего вздоха разыскивать ф’доров, но фирболги не имели об этом ни малейшего представления.
Как только началось правление Акмеда в Илорке, Рапсодия настояла на необходимости не только учить болгов искусству ведения войны, но и дать им общее образование, поскольку это помогло бы им выстоять в войне с Роландом и создать культуру, которая представляла бы ценность за пределами Илорка. До самого последнего времени болги ежегодно подвергались жестокому нападению, акция называлась Весенняя Чистка и представляла собой ритуальную бойню: фирболгам приходилось обрекать на смерть стариков, слабых и больных, после чего их оставляли в покое до следующей весны.
Однако прошлой весной с пиков Зубов подул иной ветер. Солдаты Роланда пришли, как обычно, но по настоянию Тристана Стюарда их было больше, чем обычно, — две тысячи. И тут им пришлось узнать, что чудовища, которых они равнодушно уничтожали, оказались неплохими учениками. Акмед сообщил лорду Роланду об уничтожении его двухтысячной армии, пробравшись в его спальню, и предъявил ультиматум, позволивший им через десять дней заключить мирный договор.
«Я Глаз, Коготь, Пята и Тело Горы. Я пришел сказать, что твоей армии больше нет».
Лорд Роланд с трудом проснулся и с дрожью вслушивался в скрипучий голос, казавшийся частью тьмы.
«У тебя есть десять дней, чтобы составить торговое соглашение и просить о мире. Мой эмиссар будет ждать тебя на нынешней границе моих владений и Бет-Корбэра на десятый день. На одиннадцатый граница начнет приближаться, чтобы облегчить нашу встречу. Если суровая погода помешает тебе выехать на встречу, увидимся через две недели прямо здесь, где и будет проходить новая граница».
Тристан Стюард, его кузен Стивен Наварн, герцог провинции, носящей его имя, и брат Тристана Ян Стюард, Благословенный Кандерр-Ярима, действительно появились на границе, и первые двое обсудили с послом короля политическую часть договора, а Благословенный занялся религиозными вопросами. Рапсодия блестяще провела переговоры, очаровала своих противников и добилась для болгов чрезвычайно выгодных условий торговых соглашений. Кроме того, Роланд давал гарантии, что больше не будет пытаться устранять возникшие разногласия при помощи военной силы. Тристан Стюард вернулся в свою провинцию к малосимпатичной невесте с ощущением, что отказался от своего врожденного права и души в пользу Илорка.