Судьба Илюши Барабанова
Шрифт:
— Зачем приволок?
— Жалко… Он мяукает, есть просит. Ты не беспокойся, я ему свой хлеб буду отдавать.
Ваня возмутился:
— Да разве в этом дело, голова садовая? — Он подумал минуту и добавил миролюбиво: — Ладно, оставь, будем втроем жить…
Однажды Ваня примчался веселый и скомандовал:
— Илюшка, собирайся!
— Куда?
— В Москву едем. Один пацан сказал, что товарищ Ленин собирает Коммуну и сам записывает ребят в тетрадку. Хлеба там вволю. А еще одёжу нам военную сошьют — шинель и галифе.
— Настоящие? — удивился Илюша.
— Конечно… Наш отец за Коммуну погиб, — значит, товарищ Ленин нас первыми запишет, хотя у него рука на перевязи…
— Почему?
— В него буржуи стреляли.
— Как же он пишет больной рукой?
— А так: отдохнет немножко и опять пишет…
— Не везет Ленину, — сказал Илюша. — Ну ничего, ехать так ехать!
Бедному собираться — встал да пошел. Прощай, Киев! Оставайся на площади, бронзовый Богдан Хмельницкий, скачущий на коне с булавой. До новой встречи, златоглавая Киево-Печерская лавра над синим Днепром!..
По пути на станцию Илюша и Ваня увидели старичка с ведерком в одной руке и свертком бумаги в другой. Он ходил от тумбы к тумбе и клеил новенькие плакаты. Ребята замерли, когда увидели, что это был за плакат.
Ленин, в черном костюмчике, в клетчатой кепке, стоял на земном шаре с метлой в руках. Весело усмехаясь, он скидывал прочь с земли царя, попика, похожего на жука, и толстопузого буржуя с денежным мешком. Он так крепко вцепился в мешок, что шапка слетела, а сам кричал: «Караул, спасите! Меня Ленин с земли сметает!»
Внизу плаката было написано:
ТОВ. ЛЕНИН ОЧИЩАЕТ ЗЕМЛЮ ОТ НЕЧИСТИ.
За такую вещь, как этот плакат, можно было отдать все. Но у братьев ничего не было, кроме котенка, который прикорнул за пазухой у Илюши. Ваня решил, что уезжать без такой картинки немыслимо. Братья спрятались за скамейкой, дождались, пока старичок уйдет. Тогда Ваня подкрался, осторожно отклеил плакат и велел братишке спрятать его.
— Видал, как он буржуя метлой лупит?
— А почему рука у Ленина не на перевязи?
— Выздоровела, — сказал Ваня.
На вокзале, когда стало темно, братья пробрались вдоль вагонов в голову длинного поезда, туда, где посапывал во тьме небольшой паровозик с керосиновым фонарем спереди.
Ваня тайком забрался по железным ступенькам на паровоз, втащил Илюшу, и они забились под черный маслянистый живот паровозного котла; сидели там тихо, как два воробышка.
Из трубок выбивался теплый парок, и можно было погреть руки.
Вдруг над головой заревел паровозный гудок. Илюша закрыл уши ладонями. Даже котенок испугался и чуть не выпрыгнул из-за пазухи. Поезд медленно тронулся и пополз навстречу кромешной тьме, освещая себе путь тусклым керосиновым глазом.
Из трубы паровоза вместе с дымом выбивались искры, они залетали под котел, где спрятались ребятишки. Так и сгореть нехитро! Братья грелись, прижимаясь к теплому животу котла, и старались не шевелиться, чтобы машинист не заметил «зайцев». А тут котенок запищал, запросил есть.
Ваня рассердился:
— Брось ты его!
Но Илюша прижал котенка к груди, и тот затих.
На первой же остановке помощник машиниста заметил ребят и велел слезть. Трусцой побежали они в станционную кубовую, где находили себе приют бездомные люди. Так было и на этот раз: во тьме кубовой светились огоньки папиросок. Братья молча присели у входа. Ваня отдал братишке буденовку, чтобы согреть его, и шепнул тихонько:
— Документ береги, он за подкладкой…
Постепенно глаза привыкли к темноте, и можно было рассмотреть, кто находился в кубовой. Страшен был лохматый бандюга с одним глазом. Он искоса оглядел ребятишек и спросил у Илюши сиплым голосом:
— Что, шкет, замерз?
— Холодно, — сознался Илюша, — зуб на зуб не попадает.
— Попей водички! — И одноглазый поднес к губам Илюши бутылку.
Мальчик невольно глотнул и закашлялся.
— Ты зачем ему водки даешь? — вступился за брата Ваня.
Бандит ухмыльнулся:
— Теплей будет.
— За такое дело я могу в морду дать, — сказал Ваня и увидел в руке одноглазого нож.
— Не наколись, — сказал бандит. — Выпей лучше и ты, легче станет на душе.
— Мы есть хотим, — сказал Ваня.
— Воровать надо учиться. Если у другого не отнимешь, с голоду подохнешь, — ворчал одноглазый, отхлебывая из посудины.
В кубовой запахло самогоном.
— Копыто, оставь глоток, — послышался хриплый женский голос.
У дальней стены лежала на полу растрепанная полупьяная девица. Возле нее в слабом мерцании свечного огарка двое воров играли в карты.
— Людей душить надо… — продолжал одноглазый. — Если ты голодный, все радуются. Какой-нибудь пузач идет по улице и не смотрит на тебя, за человека не считает, брезгует тобой. Зато ночью прижмешь его в переулке, он и задрожит, как июда…
— Копыто, чего ты там головы пацанам морочишь? — спросила девица. — Лучше скажи: в чем счастье человека?
— Жить и не давать жить другому, — ответил бандит.
Снег задувал через порог кубовой, и некуда было от него спрятаться. Вдруг на станции прозвучали выстрелы. В кубовую вскочил какой-то оборванец и крикнул:
— Легавые!
Все, кто был в кубовой, кинулись к выходу. Илюша видел, как блеснул во тьме нож одноглазого. Выбегая, бандит шагнул через Илюшу. Остальные последовали за вожаком.
Через мгновение в кубовой не осталось ни души. Один Илюша притаился в углу и не знал, что делать. Ему почудился голос Вани. Потом послышались шаги, и в кубовую заглянул человек с наганом в руке, посветил фонарем и заметил Илюшу.
— Кто такой? А ну подымайся!
Появился еще один, в кожаной тужурке. Он был постарше, взял Илюшу за воротник и поднял: