Судьба по-русски
Шрифт:
— Главное, что ты, заблудший, кажется, выздоравливаешь: хохмить тужишься, — ответил приятель, подавая на стол нехитрую закуску — ливерную колбасу, сдобренную им самим разными специями. И, сорвав с бутылки «бескозырку», плеснул в стакан водку.
— Будь! — сказал, выпил, добавил: — Ключ, если что, положи под коврик.
Я не успел спросить, куда он на ночь глядя так торопливо ушел. Оставил меня одного — побыть наедине со своими мыслями. Как он догадался, что мне нужна еще одна капелька в «чашу терпения» моих терзаний?..
Я
За окном еще не рассвело, когда я, взглянув на стакан с не-выпитой водкой, легко, щелкнул дверью квартиры приятеля. А вот поднять руку к звонку своей квартиры оказалось намного труднее: что там за дверью? кто откроет? Только бы не мама — слезы…
Открыла Лида. Хотел сказать «прости» и… не сказал. В сердце кольнуло: лицо Джоконды. Только бледнее и красивее… А усмешка ее, Джоконды…
— Завтракал?
Сказать «нет» не успел, только услышал, как что-то звякнуло на кухне — похоже, упала крышка на кастрюлю. И сдавленный стон. Мамин стон… Вскоре передо мной уже стояла сковородка с яичницей — такой, какую я люблю: с луком, салом, помидорами…
Прошло уже много лет. Ну и что, скажут — банальная история! Может, и банальная, но…
Лида ни разу не напомнила мне об этом…
Лида уже спала. Я тужился дочитать главу из книги — глаза слипались.
Вдруг ночную тишину нарушил взволнованный шепот Светланочки:
— Мама! Мама!..
— Чего тебе? Может, я помогу?..
— Нет, только мама! — В голосе дочери послышался страх.
Взглянув на лицо Лиды, понял, что мне жалко вырывать ее из глубокого сна. Знаю ведь, как она устает: два вызова в день на работу (один — на репетиции, другой — на спектакль), четыре поездки в метро и автобусе, авоськи, стирки, глажка…
— Спи, спи! Утром поговорим! — шикнул я на дочь.
— Мама! — уже в голос закричала Света.
Лиду и маму словно ветром сдуло с кроватей. Втроем мои женщины кинулись в ванную.
И тут что-то недоброе заколыхалось внутри меня: я — одинок, у них секреты от меня. Потерял я дружочка… Эгоизм накручивал мне на нервы всякую чертовщину.
Троица вернулась в комнату на цыпочках.
— Что случилось? — спросил я Лиду, стараясь подавить в себе ревность.
— Ну… Это наши женские дела… Спи!..
Нет уж, тут не до сна… И я понял — мне нужен сын!
Но иметь второго ребенка врачи нам категорически не советовали — у Лиды было что-то неблагополучно со щитовидной железой. Оставалось самого себя убеждать: знать, не судьба…
Так я и жил, с завистью к своим друзьям, у кого есть сыновья. Это видела, чувствовала Лида… Как-то она поделилась со мной:
— Женя… Мне один профессор сказал: «Если бы вы были моей дочерью, я бы непременно посоветовал родить!..»
И вот однажды…
Шел я по залуженной октябрьским дождем Москве: решил пройтись после генеральной репетиции спектакля «Привидения» по Г.Ибсену. Мне хотелось побыть одному, обдумать еще раз свою роль Освальда: каким он предстал перед зрителем? Шел, переживал все заново, переосмысливал. Все ли удалось? Ведь пока дошло до сегодняшнего прогона, спектакль пережил четырех режиссеров: Бориса Эрина, Михаила Габовича, Вениамина Цыганкова, Константина Зубова… И каждый из них привносил в пьесу и образы героев что-то свое, предлагал разные трактовки, порой противоположные. А тут еще не давали покоя чьи-то слова: «Вот Павел Николаевич Орленев (выдающийся русский артист) в этой сцене играл так, что в зале обмороки случались!..»
Спасибо Елене Николаевне Гоголевой (она играла мою мать фру Альвинг), которая успокаивала меня: «Женечка, вы зря нервничаете. Идите от себя…»
Насилие (режиссерское) над актером не только не полезное дело, но и непоправимо вредное. Насилие убивает актерскую органику, искренность и, как часто бывает, рождает фальшь. К сожалению, не всем режиссерам удается понять природу артиста и направить ее в русло развития характера и обстоятельств. Если это понять, то уж сам актер начнет жить на сцене свободно, как дельфин в водном просторе.
Я же чувствовал себя после прогона спектакля той рыбкой, которая то и дело тычется в стекло аквариума… Знаменитое «режиссер должен умереть в актере», по-моему, не состоялось. Гирями висели на мне режиссеры…
Так, в раздумьях, в сомнениях, с отрицательными и положительными эмоциями (а были и такие — коллеги поздравляли с удачей) я пришел домой…
А дома… Вижу — мама в слезах:
— Женя! У тебя родился ребенок!..
— ???
— Сын!
— Какой сын?! Ведь рано еще!
Никаких подозрительных мыслей, которые могли бы прийти в голову любому мужчине в подобной ситуации, не было. Беспокоило другое — ведь только семь месяцев беременности! Или тот профессор-советчик ошибся? Что с Лидой? И какой родился ребенок?
Главврач родильного дома рассказал мне:
— Случай редчайший… Вопрос стоял так: или мать, или ребенок… Мы откровенно заявили, что нужна операция… Предложили ей посоветоваться с вами. Она ответила: «Его не беспокойте. У него сегодня сдача спектакля. А ребенок должен жить. Он очень хотел сына…» Это были ее слова перед операцией. Слава Богу, живы оба…
Сейчас, глядя на внуков, я все чаще думаю: родившийся до срока наш Андрей, как бы в знак признательности за дарованную ему матерью жизнь, подарил и нам внуков. Евгения и Надежду!.. Они «встали в строй» за Алексеем — сыном Светланы… Дети и внуки очень дружны, умеют заботиться друг о друге и защищать — разве это не счастье?..
После выхода на экран фильма «Любить по-русски» мне часто, иногда с подковыркой, задают вопрос: «А как это — по-русски?» Хочется ответить:
— А вот так!..