Судьба-Полынь Книга I
Шрифт:
Пролог
В комнате жарковато. Ветер слишком горячий даже для летнего вечера, от многочисленных городских каналов крепко пахнет тиной и застоялой водой. Шумно. Я закрываю ставни, достаю из сундучка пергамент, ларец с песком, чернильницу и перья. Следом — старый каганец. Большие светильники из бронзы не создают атмосферы, которая нужна мне.
Лишь неровное дрожание огненной капельки на фитиле… лишь запах топленого сала…
Изменчивый свет, подвластный сквознякам и моему дыханию, может творить чудеса. Когда буквы ложатся на бумагу, игра света, тени и воображение начинают
Зовут меня… хотя, это не важно. Что значит одно-единственное имя на фоне событий, которые собираюсь описать? Я просто былинка, пролетевшая над полем боя, растянувшимся на тысячу лиг… Ворона, наблюдающая за сражением, что длится сотни лет. Бесплотный дух, который записывает все, что было.
Но таково мое ремесло: видеть и записывать. Таков дар и проклятие: знать и не мочь что-либо изменить. Поэтому назовусь Молчуном. Времени остается совсем мало. Песчинка за песчинкой, оно приближает развязку. Три судьбы реками сливаются в один бурный поток.
Первая река взяла разбег давно. В небольшом трактире, приютившемся на перекрестье четырех дорог.
Глава 1 Ард
Ард стоял на выступающем в море мысу. Ветер сек лицо, осыпал солеными брызгами. Где-то внизу грохотали волны, взбивали пену, повисавшую хлопьями на осклизлых скалах. За спиной синели горные кряжи, увенчанные шапками облаков. Багряное солнце клонилось к земле, окрашивая небо кровью. Одинокий дракк дрейфовал на безопасном расстоянии от рифового барьера. На промерзшей гальке лежал перевернутый ялик. Вокруг него толпились друзья Арда. Они звали его за собой, навстречу опасным приключениям…
Мальчик перевернул страницу.
До конца истории оставался десяток листов, и это расстраивало. Дядя должен вернуться со дня на день и привезти два-три драгоценных тома, что станут новой жизнью для парализованного калеки, но всякий раз, закрывая книгу, мальчик испытывал сожаление. Мало кто из сидящих в ярко освещенном зале таверны понимал истинную ценность фолиантов! Эти люди могли в любой момент сорваться с насиженных мест и рвануть навстречу приключениям, опасности, окунуться в романтику странствий… но предпочитали торчать дома.
Сидя в своем закутке, Ард видел весь зал как на ладони.
Уплетающие кашу с салом углежоги, охотники, ремесленники и пахари представлялись юнцу замшелыми камнями, вросшими в землю. Мысль о том, чтобы покинуть родные края, казалась им крамольной, книги считали блажью, а тех, кто платил за бумагу серебром, называли не иначе, как дураками и транжирами.
Шумящие в уголке купцы — иное дело. Многое повидали, пережили. Взирают на работяг со снисходительными улыбками, ценят чужой талант и знания о мире.
На другом конце зала бражничали наемники. Грозные и злые. Топоров и ножей при них нет, поскольку отец Арда, Ландмир, принимал в своей таверне только безоружных. Буянов и драчунов ждали обмотанные сыромятной кожей дубины братьев-близнецов Парда, Горда и Мурда.
— Вэля! — позвал Ард. — Помоги.
К нему подошла юркая служанка. Веснушчатый нос, платье из мягкой шерсти, в зеленых глазах веселые искорки.
— Притомился? — озорно взъерошила она ему волосы.
Мальчишка кивнул, потер лоб. Слишком увлекся чтением и теперь расплачивался болью. Но это — ничтожная плата за дни и ночи удовольствия, за драгоценные часы, когда чувствовал себя по-настоящему живым, а не парализованным мешком с костями.
Зная, как молодой хозяин дорожит книгами, девушка обтерла для пущей чистоты фартуком руки, бережно взяла фолиант, завернула в холстину.
— Пард тебя заберет. Я отнесу книгу, — и пичужкой взлетела по лестнице.
Мальчишку любили все.
Вначале он воспринимал заботу как жалость, огрызался на ласку и даже плакал, прячась ото всех в своей комнате. Но с годами заметил, что почтительное отношение и любовь к нему искрении и не связаны с тем, что он калека и хозяйский сын. И тогда потянулся навстречу людям, с удивлением обнаружив, как легко удается ему ладить с самыми ершистыми посетителями и работниками таверны: навроде конюха Шаста или властной кухарки Пэг, что орудовала большой ложкой, точно дубинкой. По просьбе отца плотник Варт смастерил кресло с крепежными ремнями, удобной спинкой, откидной подставкой под книги и колесиками, чтобы Ард мог присутствовать в общем зале, читать или слушать истории путешественников и песни менестрелей.
С тех пор жизнь мальчика изменилась. Он познавал мир, сидя у камина…
Пард направился к Арду, обходя столы и носившихся с подносами служанок. Вдруг хлопнула дверь, и в трактир вошел незнакомец. Из-за широкой спины охранника мальчику удалось разглядеть только длинный плащ и посох. Внутри у калеки все сжалось. Руки впились в подлокотники кресла. Опять! Но Пард отклонился в сторону, и мальчик облегченно выдохнул — обычный путник. Не вещун, не пророк, не колдун.
После несчастья, которое случилось с ним и матерью, эти люди вызывали в нем ужас и оцепенение. И не только в нем. Отец запретил пускать в трактир кого-либо из этой братии, хоть бы тот помирал у порога. И прислуга, помня о постигшем хозяйскую семью несчастье, следовала приказу беспрекословно.
Только однажды охранники замешкались, проглядели, как в таверну зашел мужчина неприглядного вида. Но едва тот скинул капюшон, как все заметили вживленный в правую глазницу аметист. Лицо провидца было морщинистым, усталым и спокойным. Ард задрожал. Дыхание застыло в груди.
Давняя история всплыла в памяти, лишив сил. Он закричал, забился, выгибаясь, в кресле. В трактире наступила тишина. Побледневший отец выскочил из-за стойки с ножом в руках, заорал на опешившего путника:
— Вон! Вон, сучье племя! Долой из моего дома!
Провидец промолчал на грубость. Взглянул на Арда и направился к двери. Но у порога обернулся и сказал:
— Я бы преклонился перед тобой в восхищении, не удерживай меня желание придушить тебя.
Переступил порог и скрылся в ночи…
— Ард, — отцовский голос выдернул калеку из мыслей о прошлом. — Пэг приготовила твой любимый пирог с мясом и сыром. Ешь — и ложись спать. Уже поздно.
Мальчика разбудили громкие голоса, ржание лошадей, топот и хлопанье дверьми. В окно глядела полная луна, заливая комнату бледным серебром.