Судьба страха
Шрифт:
Самолет с шумом покатился на исходную позицию, а потом с ревом помчался по взлетно-посадочной полосе и взмыл в воздух.
Я еще не мог поверить, что избавился от нее окончательно. Графиня Крэк еще могла не пересесть в Стамбуле на международный рейс. Она еще могла передумать и вернуться назад.
Такси примчало меня к больнице.
Я вошел в приемный покой и запер за собой дверь. Затем, открыв знакомый мне шкаф, достал из него свою видеоаппаратуру.
Графиня Крэк сидела в салоне самолета Турецких авиалиний. Без чадры на
— Это ужасно горько, — заговорила графиня по-циглийски. — Нет ли у вас немного джолта?
О боги! Нарушение Кодекса! Но инструктировать ее на этот счет было бы бесполезно. Она бы просто фыркнула: я, мол, не в военной организации, вот и все!
Стюардесса опешила. Но мигом пришла в себя.
— На ранних утренних рейсах, мадам, мы обычно не подаем крепких напитков, — объяснила она.
— Но ведь этот такой горький!
— А-а, — поняла стюардесса, — вы же не положили сахар. — Она распаковала пару кусочков и бросила их в чашку. Наверное, она приняла графиню Крэк за слабоумную.
Графиня рассмотрела тупой ножик странной для нее формы. Наверное, она решила, что им-то и нужно размешивать сахар, ибо так она и поступила. Потом обнаружила завернутую в салфетку ложечку и исследовала ее. На подносе лежал кусочек масла для булочки. Она отделила немного ложкой и осторожно попробовала на вкус. Отхлебнула глоточек кофе. Затем вернула все на поднос. Я услышал, как она пробормотала по-волтариански: «Небось, Джеттеро с голоду помирает на этой планете!»
За весь день это была самая ободряющая мысль! Я снял шапку и освободился от медвежьей куртки. Видеоустановку я поставил на кушетку для обследования пациентов, а сам устроился в кресле: теперь можно было немного и расслабиться. И еще нужно было до конца убедиться, что этот лепертидж убрался из Турции.
Я потянулся рукой к медальону, желая его погладить — порой возникает такая прихоть. Но ничего не нащупал!
Проверил глазами, не доверяя руке.
Исчез! Он исчез.
Должно быть, я его где-то обронил!
Мне вдруг стало не по себе. Я ведь хотел только на время воспользоваться изумрудным медальоном Ютанк, чтобы придать себе необходимый начальственный вид, когда искал и не мог найти свой собственный, и намеревался до исхода этого дня незаметно вернуть его в ящик с украшениями. О мои боги, она же так разъярится, что мне на вилле житья не будет!
«Подожди, — сказал я себе. — Когда ты ощущал его на теле в последний раз?» Я не мог вспомнить.
Я выбежал в коридор и нос к носу столкнулся с Прахдом.
— Вы не находили медальон? — гаркнул я ему в лицо.
— Ш-ш, ш-ш! — прошипел он и затолкнул меня в свой кабинет. — Не надо так орать. К тому же вы сняли с себя меховую куртку. Вам нельзя бегать на виду у всех в волтарианской форме! Вот, держите. — Он выхватил из ящика комода белый медицинский халат и всучил его мне.
Мне пришлось довольно долго успокаиваться, чтобы надеть его. Полы и рукава оказались слишком длинными.
— Этот медальон, — объяснял я Прахду, — я носил, чтобы видели мой ранг. А теперь он куда-то пропал. Прошу вас, помогите мне его найти.
— К сожалению, не могу, — отвечал он. — У меня плановая операция. Просто вспомните, куда вы ходили, и там поищите.
Этот мудрый совет пришелся мне по душе. Я отправился в операционную, которой мы пользовались прошлым вечером. Там шла уборка помещения. Нет, зеленого медальона никто не видел.
Я пошел к тому месту, где стоял и глядел в окошко. Нет, на полу ничего, никакого медальона.
Отличная мысль: я позвонил своему таксисту. И ждал на телефоне, пока тот ходил и смотрел у себя в такси. Нет, медальона там не было.
Умоляющим тоном я попросил его съездить в аэропорт, поискать там на полу и позвонить. Он сказал, что съездит.
Я шагал из угла в угол. О боги, ведь Ютанк целыми днями, неделями, месяцами напролет будет кричать, беситься и швырять в меня чем попало. О, это будет настоящий ураган! Этот камень был самым крупным в том ящике. Тысяч на пятьдесят — не меньше! Да к тому же не этих (…) турецких лир, а долларов.
Это напомнило мне о состоянии моих финансов. Скоро на меня снова набросятся хищники-кредиторы. Я не имел никакого понятия, сколько еще оставался им должен после поездки в США, но, наверное, не меньше полумиллиона. Вытряхнуть его от больницы или из Фахт-бея не представлялось ни малейшей возможности. При теперешнем положении дел, может быть, они удовлетворятся продажей виллы с прислугой. Но если я куплю взамен потерянного еще один медальон и влезу в еще большие долги, они, возможно, продадут и меня самого!
Нет, о покупке еще одного медальона не могло быть и речи. У меня кровь застывала в жилах от одной только мысли о новых долгах.
Прошел час. Позвонил водитель такси. Нет, на полу аэропорта он не нашел никакого медальона, никто его не сдавал в администрацию, и теперь я задолжал ему еще пятьдесят долларов. Это здорово меня разозлило. Купив мне новый гардероб по кредитным карточкам, он и так уже, вероятно, склонил чашу весов в пользу нанесения мне телесных увечий, а теперь вот не способен был справиться даже с таким простым делом. Но я не стал на него взъедаться. Ведь он был мне единственным другом. Я просто повесил трубку.
Уныло побрел я назад в приемный покой, которым теперь пользовался как местом для своих наблюдений, вошел и закрыл за собой дверь.
Графиня уже сделала пересадку в Стамбуле и теперь летела в Брюссель, чтобы сделать там следующую пересадку.
Очевидно, в транзитной гостиной она сделала кое-какие приобретения. Там у них имелся довольно приличный бар с журнальным стендом, и она хорошо отоварилась. На коленях у нее лежало множество журналов. Она смотрела, какой из них выбрать, выбрала французский под названием «О lala, la Femme».