Судьба Тирлинга
Шрифт:
Когда они подошли к дому Роу, он замер, с отвращением глядя на входную дверь, в которой стояла его мать. Несмотря на популярность Роу, миссис Финн недолюбливали. Она была из тех дерганых, истеричных дамочек, которые то и дело говорят что-то невпопад. В ее глазах Роу был идеалом, не способным ни на что дурное, но он подобную преданность не ценил; казалось, что он относится к ней с презрительным равнодушием – и это в лучшем случае.
– Не хочешь домой? – поинтересовалась Кэти.
Роу мрачно усмехнулся и понизил голос.
– Знаешь, иногда я просто мечтаю уехать. Построить себе дом в городе… только,
Кэти ничего не сказала на это, но про себя подумала, что он прав. Отец Роу был одним их близких друзей Уильяма Тира, но его не стало почти сразу после Прибытия, и миссис Финн вцепилась в Роу с отчаяньем, казавшимся совершенно неприличным. Пример миссис Финн позволял Кэти на многое взглянуть с другой стороны; ее собственная мать не выносила глупости, но она была сильной женщиной со стальным характером, одной из самых уважаемых людей в Городе. Мама не давала Кэти особой свободы, но и не подавляла ее, не унижала перед людьми.
– Можем сбежать, – предложила Кэти. – Выберемся на равнину и разобьём лагерь. Там она нас ни за что не найдет.
– Ах, Рапунцель. – Роу прижал ладонь к ее щеке, и Кэти невольно улыбнулась. Впервые они встретились, когда она рыдала за школой из-за того, что Брайан Лорд дернул ее за волосы, и дернул сильно, и ей не хотелось возвращаться с перемены к нему – он сидел прямо за ней и постоянно дергал ее за косу. Миссис Уоррен уже ругала его за это, но без толку: теперь он просто ждал, пока учительница отвернется. От несправедливости и жестокости этой ситуации шестилетняя Кэти и рыдала за школой, раздумывая, что будет лучше отрезать косу под корень и носить короткую прическу, как у тети Мэдди, когда Роу подсел к ней, прислонившись к школьной стене. Сперва Кэти его боялась – ведь он был уже в третьем классе – но он внимательно выслушал все ее жалобы, осмотрел голову, а затем рассказал историю о Рапунцель, чьи длинные волосы однажды помогли ей выбраться из темницы.
«Если бы мы только могли, – мелькнула у нынешней Кэти мысль, словно отражение всего ее недовольства Городом. – Если бы».
– Роу!
Теперь миссис Финн вышла на крыльцо.
Она была худой женщиной, с широко распахнутыми, жалостными глазами и опущенными в вечном неодобрении уголками губ. Кэти, подумывающая о том, чтобы напроситься на обед, внезапно решила пойти домой.
– Роу, входи уже!
– Моя мать нас, может быть, и не найдет. А твоя – найдет.
– Это точно. У моей мамы нюх гончей.
– Роу! – снова позвала его мать. – Где ты был?
Роу выдавил обреченную улыбку и побрел в направлении своего крыльца. Кэти отвернулась и двинулась вверх по улице. Роу жил на верхней части склона, но дом Кэти находился на самой вершине, прямо около дома Уильяма Тира. Да, он был отлично защищен, этот Тир, с ее матерью, живущей по одну сторону от него, и Мэдди Фримен – по другую.
Никто в Городе не рискнул бы связываться ни с одной из них.
– Кэти!
Миссис Гэннет махала ей со своего крыльца. Кэти хотела было пройти мимо – миссис Гэннет была отчаянной сплетницей – но такое всегда доходило до ее матери. Она приостановилась и помахала в ответ.
– Он в твоем доме, – сообщила ей миссис Гэннет.
– Кто?
– Сама знаешь. – Миссис Гэннет понизила голос почти до шепота. – Он. Тир.
Кэти с трудом удалось сдержаться и не закатить глаза. Она предполагала, что от нее ждут того же почитания Тира, что демонстрировали прочие, но если ей доводилось слышать, как его имя произносят с благоговением, какая-то часть внутри нее стремилась давать ему обидные прозвища и всячески принижать его заслуги. Но она бы не посмела. Что-то такое было в Тире. Может быть, то, как он смотрел на нее, пронзая взглядом серых глаз. Эти глаза пугали Кэти. Казалось, они могут заглянуть ей прямо в душу, увидеть то, что она прячет ото всех. Она старалась никогда не обращаться к нему напрямую.
Кэти нравилась Лили, жена Тира – не жена, мысленно одернула она себя; Уильям Тир и Лили никогда не заключали брак – но, вообще-то, все любили Лили. Она была одной из немногих неподдельно искренних женщин в окружении Кэти, но девочка чувствовала, что эта искренность далась Лили совсем непросто. Была в этой женщине какая-то печаль, меланхолия, отблеск которой иногда удавалось заметить Кэти, когда Лили думала, что на нее не смотрят. Замечал ли это Уильям Тир? Наверняка, потому что он, похоже, замечал вообще все.
Солнце начинало садиться, когда Кэти взобралась на холм, и все фонари горели, мягко подмигивая, когда пламя свечей в них колебал легкий ветерок. Вот чему еще Кэти могла пойти учиться: изготавливать свечи. Ее абсолютно не привлекала работа с ульями Города, но мама сказала, что этим занимаются пасечники, а свечники просто работают с воском. Кэти не понимала, почему сегодня ей так часто приходят в голову мысли об ученичестве; до выбора оставалось еще несколько месяцев. Может быть, потому что это был верный знак ее вступления во взрослую жизнь? Ей так надоело быть подростком.
– Кэти!
Она подняла голову и увидела маму: она стояла на крыльце, уперев руки в бока. Волосы у нее были собраны в растрепанный пучок, а на рубашке виднелись следы того, что, предположительно, входило в состав рагу. Иногда она просто бесила Кэти, но в другие дни, как сегодня, Кэти испытывала внезапный прилив любви к матери, которая могла быть очень упертой в мелочах вроде ношения фартука во время готовки.
– Скорей, оборвышек, – поторопила мать, обнимая и подталкивая ее в дом. – У нас гости.
В доме уже горели все лампы, и Кэти пришлось дать глазам привыкнуть к тусклому освещению в гостиной до того, как она увидела Уильяма Тира и тетю Мэдди, негромко разговаривающих у камина.
– Крошка Кэти, – поприветствовала ее тетя Мэдди, обернувшись. – Как дела?
Кэти с радостью ее обняла; хотя тетя Мэдди не была ее настоящей тетей, но девочка любила ее почти как родную мать.
Тетя Мэдди знала толк в веселье; насколько Кэти помнила, та всегда могла придумать отличную игру или способ скоротать дождливый день дома. А еще она замечательно умела слушать. Именно тетя Мэдди рассказала Кэти про секс, когда той было девять, за два года до того, как миссис Уоррен подняла этот вопрос в школе, и задолго до того, как Кэти решилась поговорить об этом с мамой.