Судьба
Шрифт:
В комнате с бордовыми обоями и зеркальным потолком, на кожаном черном диване сидит какой-то малолетний мудак, на вид ему лет двадцать-двадцать два не больше. У него на коленях расположилась моя жена с обнаженной грудью, которую тискает этот урод. Ревную ли я? Нет. Мне абсолютно плевать, кто ее трахает. Они слишком увлечены процессом, чтобы заметить меня.
Смотрю на стеклянный низкий стол перед ними, на маленьком зеркале остатки белого порошка, красное вино, фрукты. И бюстгальтер моей жены. Прямо картина маслом! Хоть фотографируй и отправляй ее папочке, чтобы полюбовался на свою замечательную,
Резкий хлопок дверью приводит в чувства одурманенную алкоголем и наркотой парочку. Елена соскакивает с колен своего хахаля и с недоумением в глазах отстраняется от него. Возбужденный и непонимающий происходящего парень хватает ее за руку. Она честно пытается вырваться. С равнодушием наблюдаю всю эту мерзкую картину. До чего же она низко пала. Пренебрежение проходит током по спине. Наконец-то придя в себя, этот урод бросает на меня враждебный взгляд. Ненависть и злоба, подогретые алкоголем, делают свое дело. Он необдуманно делает два поспешных шага в мою сторону. Резкий замах правой рукой. Мышечная память тут же срабатывает уклоном и ответным ударом навстречу. Он тут же обмяк и мешком свалился на пол. Жаль, что этот слабак не дал мне выплеснуть весь негатив, накопленный за этот день, хорошая разрядка мне не помешала бы.
– Пошел вон, – спокойным, ровным тоном говорю я. Парень приходит в себя, поднимается и уходит. Смотрю на Елену. Она сидит на диване с голой грудью, зрачки расширены, на лбу испарина, на носу остатки порошка. Да она убитая в хлам!
Елена вальяжно закидывает ногу на ногу. Берет бокал вина, отпивает глоток. Дурь ей придает смелости и уверенности. На моем лице маска непроницаемости. Единственное, что выдает мое состояние, – это напряженные мышцы.
– Оденься, – приказываю я все тем же ровным тоном.
– Тебе не нравится моя грудь? – с усмешкой интересуется она, выставляя свои сиськи вперед. – А раньше нравилась. Так ты присмотрись, в ней ничего не изменилось.
Твою мать! Да она возомнила себя бессмертной! Я медленно подхожу к дивану, смотря в ее затуманенные глаза. Сметаю все со стола. Звон стекла эхом отдается по комнате. Брызги вина разлетаются, обливая ее. Елена роняет бокал, и бордовая жидкость заливает подол ее платья.
Хватаю эту тварь за горло. Сжимаю. Она впивается своими наманикюренными ногтями мне в руки, расцарапывая кожу в кровь. Хватает ртом воздух, пытается что-то сказать. Я усиливаю хватку, слова застревают у нее в горле.
– Слушай. Меня. Внимательно. Сейчас ты оденешься. Встанешь. И едешь со мной домой. Закрой глаза, если поняла!
Она закрывает глаза и тут же открывает. Медленно разжимаю руку. Отхожу от нее на несколько шагов. Елена хватает ртом воздух, тяжело дыша.
– Ты, долбаный псих! Что ты творишь? Ты чуть меня не задушил! – хрипит Елена. Похоже, она меня не поняла. Что ж придется объяснить еще раз.
Резко хватаю ее снова за шею. Впечатываю в стену.
– Я забыл уточнить. Ты не разговариваешь, даже не смотришь в мою сторону. Или я за себя не отвечаю, – сквозь зубы цежу я. – Поняла меня?! – Она кивает. Отпускаю ее.
Елена откашливается, потирает свою шею, на которой наверняка останутся синяки. Молча. Одевается, берет свою сумку. Хватаю ее за предплечья,
Какое-то время едем молча. Елена достает из сумки свой телефон и начинает с кем-то переписываться. Внутри все закипает. Сжимаю руль так, что, кажется, он начинает трещать у меня в руках. Не могу найти ни одного нормального чувства к этой женщине. Испытываю только злобу, ненависть, омерзение, презрение…
– Я забираю Илюшу, – говорю я, глубоко вдохнув, чтобы не сорваться и не убить ее.
– Да, конечно, мы же договорились, что ты заберешь его утром, на две недели. Я помню, – она не смотрит на меня, продолжая писать в телефоне.
– Нет. Ты меня не поняла. Я забираю его прямо сейчас! – не выдерживаю, кричу.
– Ну сейчас, так сейчас. Какого хрена ты орешь? Я не глухая. Успокойся, – Елена поворачивается ко мне, кладет руку на мою ногу и начинает ее поглаживать. – Не нервничай. Ты такой ревнивый. Знаешь, я не жалею о своем поступке. Это стоило того. – Рука Елены медленно ползет к моему паху.
Похоже, наркота вообще отшибает ей мозги и инстинкт самосохранения. Пора ей кое-что объяснить!
Резко сворачиваю на обочину. Останавливаюсь. Хватаю ее запястье. Сжимаю. Ей больно, она кривится, но молчит, с вызовом смотрит мне в глаза. Подается ко мне, облизывает свои надутые губы.
– Хочешь сделать это здесь, прямо на дороге? Вспомнить старые времена? Так ты же знаешь, я только «за». Давай, сделай это жестко, как ты любишь, – тянется к моему лицу. В нос бьет запах алкоголя с примесью ее тошнотворных духов. Хватаю ее за волосы, отстраняю о себя.
– Не льсти себе! Ты путаешь чувство отвращения с ревностью. Мне все равно, кто тебя имеет, мне глубоко плевать на то, что ты травишь себя дурью. Просто отдай мне ребенка, и ты – свободная женщина, можешь катиться на все четыре стороны. Он все равно тебе не нужен, – шиплю ей в лицо, отталкивая от себя.
Прикуриваю сигарету. Открываю окно, впуская холодный свежий воздух, которого сейчас катастрофически не хватает. Елена откидывается на спинку сиденья и начинает смеяться. Ее смех переходит в истерику и рыдания. Вот и вторая стадия нашего диалога. Все как всегда! Ничего нового! Сейчас пойдут взаимные упреки, оскорбления и угрозы.
Раз. Два. Три. Четыре. Пять!
– Да тебе всегда было плевать на меня! Признайся, ты никогда меня не любил. Ты женился на мне ради своей выгоды, – истерически кричит она. Хочется просто зажать уши руками. – Ребенка ты никогда не получишь! Даже не мечтай! Развод – тоже! И даже не пытайся ничего предпринять! Иначе ты вообще больше никогда не увидишь Илью. И своего бизнеса не увидишь! – что я и говорил. Она до ужаса предсказуема.
Никак не реагирую на ее слова, продолжаю курить и смотреть в окно на проезжающие мимо машины. Все это я слышал миллион раз. Елена неоригинальна в своих угрозах. Но стоит сказать, что ее угрозы не беспочвенны. Если она захочет, ее папаша все это организует. Поворачиваюсь к ней. Смотрю, как черные мокрые дорожки слез катятся по ее лицу. Она размазывает их. Я даже жалости к ней не чувствую! Ничего не испытываю, кроме отвращения!