Судьбы
Шрифт:
Розовощекая и грудастая, как все деревенские девушки, с густым треугольником золотистых вьющихся волос внизу живота, она дышала свежестью и здоровьем. Пару секунд он просто смотрел на нее, потом неспешно разделся. Мускулистый, стройный, щедро одаренный природой как мужчина, Вольфганг вызывал у девушки чувство восторга и наполнял ее сердце гордостью.
Она нетерпеливо приблизилась, и Вольфганг улыбнулся. Упав на колени, она схватила его член руками и сильно сжала. Он закрыл глаза, его ноздри раздувались от прерывистого дыхания.
—
Девушка улыбнулась. Если она сумеет доставить ему удовольствие, он, возможно, станет приходить к ней регулярно, во всяком случае пока фрау беременна. Подавшись вперед, она открыла рот и медленными круговыми движениями провела языком по всей длине члена, легко касаясь его зубами. Вольфганг шумно втянул воздух и, чтобы устоять, положил руки ей на голову. Сам он откинулся назад, и жилы у него на шее вздулись от наслаждения.
Осмелев от столь благоприятной реакции, Ирма толкнула его назад, и он растянулся на комковатом матрасе. Устроившись на нем, она приняла его в себя и начала ритмично двигаться вверх и вниз с довольным постаныванием. Вольфганг закрыл глаза и представил себе поразившее его лицо девушки из замка. Ирма изо всех сил сжала мускулы живота, заставив его беспомощно дернуться. Он закинул руки за голову и вцепился пальцами в железную спинку кровати. На лбу выступили капли пота, голова начала метаться из стороны в сторону. Он громко застонал, не зная, что эти стоны слышит его маленький сын, который только что подошел к двери.
Ирма ускорила темп, ее сильные колени держали его как в тисках. Вольфганг упирался пятками в матрас, и пот струился у него по груди. Он чувствовал, как его семя мощно извергается в нее.
Потрясенный увиденным, Хельмут как вкопанный остановился на пороге, у него в горле застрял огромный комок. Он не мог понять, что значат все эти стоны и телодвижения. Зачем отцу бороться с Ирмой? В этот момент Вольфганг повернул голову и разглядел в темноте сына.
— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычал Вольфганг. Он испытывал вполне понятное чувство неловкости оттого, что сын застал его за таким занятием, и поэтому злился еще больше.
— Я не м-м-мог заснуть, папа, — выдохнул Хельмут, заикаясь и пятясь назад. Ненавистное заикание всегда нападало на него в присутствии отца.
— Ты снова шпионишь! — Вольфганг надел брюки и направился к оцепеневшему от ужаса мальчику. — Ты маленький пронырливый негодяй!
— Н-н-нет, папа. Я п-п-просто хотел попить чего-нибудь горячего…
Оставив остальную одежду в комнате горничной, Вольфганг подхватил сына одной рукой и потащил в его комнату, где швырнул ребенка на пол. Тот испуганно съежился.
— Опять ревешь! — с отвращением выкрикнул Вольфганг. — Сколько раз тебе говорить? Ревут только слабые девчонки.
Хельмут шмыгнул носом, пытаясь сдержать слезы, но этот жалкий звук привел отца в еще большую ярость. Сняв
Постепенно гнев Вольфганга утих, он повернулся и молча вышел, захлопнув дверь и оставив несчастного ребенка одного. Хельмут хорошо знал, что это значит, — ему сутки не дадут ни есть, ни пить.
Мальчик с трудом поднялся, каждое движение причиняло ему боль. Он забрался в постель и прижался горячей щекой к холодной подушке. За что его избили? Наверное, это имело какое-то отношение к тем странным вещам, которые он увидел в комнате Ирмы. Больше не было необходимости сдерживаться, и он отчаянно зарыдал. Но, будучи понятливым не по возрасту, Хельмут Мюллер вынужден был признать, что он не в силах заставить отца полюбить его.
Отец радовался, что у мамы будет еще один ребенок. Хельмута же эта перспектива приводила в ужас. Ему хотелось колотить по подушке, кричать и визжать от ярости при мысли, что кто-то может занять его место. Теперь вот и мать едва его замечает. Если же появится ребенок… Он возненавидит этого младенца, он уже его ненавидит. И отца он тоже ненавидит. Он ненавидит весь мир и всех живущих в нем людей.
Вот так в пятницу 13 числа маленький Хельмут Мюллер стал взрослым.
Глава 2
Канзас, США, четыре года спустя
День выдался сухим и жарким — один из тех деньков, которые лишают тебя не только жидкости, но и силы воли. На небе, выбеленном яростным солнцем, ни облачка, и лишь спасительный слабый ветерок шуршал молодыми ростками кукурузы. Побитый и проржавевший грузовик, чихнув раз-другой, едва не заглох, когда сворачивал на грунтовую дорогу, ведущую к маленькому нищему фермерскому поселку под названием Барманвилл.
Хэнк Хакорт смачно выматерился — заело сцепление. Он с силой надавил на педаль и утопил ее, снова выругавшись. Он выглядел на все шестьдесят, хотя ему не было еще и сорока. Поля его шляпы неизвестного происхождения обвисли, и она вся пропиталась потом. Он снял ее и бросил на драное сиденье.
Проехав несколько миль по скверной дороге, он добрался наконец до крайнего строения города, если, конечно, можно назвать городом одну улицу с несколькими магазинами и разбросанными вокруг ранчо. Городок имел выжженный и пыльный вид, краска на домах облупилась, дерево покорежилось. Прямо на тротуаре лежал серовато-коричневый пес, задыхающийся от жары. Старательно объезжая выбоины, Хэнк помахал рукой своему старому другу Фреду Галауэю, владельцу единственного на много миль гаража.