Судный день
Шрифт:
Побывали они и на рынке: махорка, хлеб, табак.
Спичечная коробка махорки – двадцать пять рублей. А буханка хлеба – двести пятьдесят. И вдруг они увидели «петушки»! Сладкие довоенные «петушки», янтарного и рубинового цвета на палочках. Тут же все деньги просадили на эти «петушки», шли по улице Горького, зажав по пачке в руке, и лизали… Лизали!
– Ну а потом? – спросил офицер. – Потом-то что?
– Сейчас… Я все расскажу, – пообещал Костик и задумался, вспоминая. – В общем-то, я нарушил тогда дисциплину, только на заводе не знают… Что я тогда сам вызвался поехать с бригадой.
– Добровольно? Я вас правильно
Костик кивнул. Его и правда никто не принуждал. Но его деликатно попросили. Дело-то, и правда, на две-три недели, так сказали. А он на это время будет числиться, по согласованию с наркоматом, как бы при заводе… На ЗИСе – заводе имени Сталина, к примеру…
Так ему было объяснено в НКО – наркомате обороны – куда его привезли. Он лишь запомнил, что это неподалеку от Китай-города.
В огромном, он таких и не видывал, кабинете с ковром во всю длину, Костик его попытался, чтобы не грязнить, обойти по краю, полковник встал из-за стола и спросил у Костика, а сколько ему лет. Костик вместо четырнадцати сказал, что ему исполнилось пятнадцать.
– Маловато для такой поездки, – вслух произнес полковник и сделал паузу. – Но уж здорово, говорят, умеете вы с техникой, правда?
– Не знаю, – отвечал Костик.
– Ладно, – произнес полковник и вернулся к себе за стол, потому что раздался звонок. – Управление ремонта бронетанковой техники, – доложился он и встал, звонило, видно, начальство. – Так точно, ремонт осуществляется, на сегодняшний день отремонтировано сто тяжелых и средних танков… В полевых условиях рабочие ремонтники отдают фронту обратно восемьдесят один и семь десятых процента, – полковник заглядывал в какую-то бумажку. – Так точно. Но очень гибнут эвакуаторы… Ну те, что вытаскивают из боя машины… Сейчас формируем новые ОПРБ: отдельные подвижные рембазы, вместо выбывших…
Полковник посмотрел на Костика, закончил разговор и вдруг сказал:
– Будешь включен в рембазу… Там шофер, военпред… Только не рисковать. Сам слышал, что я тут доложил…
Костик кивнул.
– Впрочем, – тут же сказал полковник, – если дрейфишь, то лучше не езжай! Поищем, заменим!
– Я поеду, – сказал Костик.
– Ну, тогда счастливо, – произнес полковник и протянул ему руку.
Костик возвращался из кабинета и ощущал на коже руки это прикосновение: еще бы! Сам полковник из министерства ему руку на прощание дал, виданное ли дело! Ему велели ехать в Лось, под Москвой. Там, в военном городке, обмундировали в старую, давно ношенную военную робу, дали телогрейку, ватные штаны. Выдали противогазную сумку, чтобы носить инструмент, и поставили на довольствие: полкило хлеба на день и еще какие-то «рейсовые». А старшему лейтенанту, он был украинец по фамилии Шепель, темный, с темными усами, выдали и пропуск для беспрепятственного проезда по военным дорогам: с красной чертой по диагонали…
На рассвете на двух машинах, на английской, крытой брезентом, под названием «Битфорд» и на русском «газике» выехали они по Симферопольскому шоссе.
Ночевали в «Ясной поляне», в полусохранившемся здании музея. Повернули на Воронеж. В каком-то пункте – Масловка – у них на «Битфорде» полетела коробка скоростей. Пересели и продолжали далее путь они на «газике», но и он за дорогу несколько раз ломался, и Костику с другими слесарями приходилось его чинить.
Запомнился городок Острогорск, бывший городок, а теперь пустыня, лишь трубы
Через Ростов-Дон и переправу – она была на полметра под водой для маскировки – вышли на Батайск и на Краснодар. В станице Крымской еще шли бои. Тут под Краснодаром у старшего лейтенанта Шепеля была семья, он даже не знал, живы ли они после освобождения. Оказалось, живы: жена и двое детишек. Выскочили, повисли, от радости не знали, чем накормить и где посадить, да и сажать не на что было, и кормить тоже нечем. Машину поставили во дворе, а ночевали на полу вповалку, на мешках, накрывшись телогрейками. И вся-то встреча у командира одна ночь: здравствуйте и прощайте!
В подарок оставили ящик селедки. Это они везли по совету опытных рембазовцев, которые говорили, что за селедку, мол, везде в станицах накормят и напоят.
А еще до встречи со своими вышла у них авария: ночью шофер, не спавший двое суток, задремал за рулем, и машина перевернулась. Случаем в кузове бочка оказалась от горючего, зажатая ящиками, она-то и спасла им жизнь: подперла и не дала придавить тех, кто спал в кузове.
Кто шишку набил на голове, кто коленку ушиб, с тем и обошлось, не считая того, что напугались.
А вот в кабине, где ехал старший лейтенант, был запасной аккумулятор, который разбился и расплескал кислоту. Когда он вышел перед домом и неловко нагнулся, форма на нем поехала лоскутками… Хотел он домой явиться во всем блеске, а явился в дырках! Очень страдал он, но домашние утешили, дело-то не в одежде, пусть самой красивой, а что нашли они друг друга…
Костик просыпался ночью и видел, как жена старшего лейтенанта при свете коптилки штопала ему одежду и почему-то плакала.
Снова возвращались в Белгород, мимо Курской дуги, которая еще дымилась, мертвая искореженная техника до горизонта, страшно смотреть…
В станице Лабинской на реке Лабе, у танкового полка, только вышедшего из боя, ремонтировали муфты, занимались блокировкой.
Костина работа – расцентровать да снова сцентровать… А тут прошел слух, что враг атакует Ростов, и полк, не успев прийти в себя, был брошен в бой.
У Святогорского монастыря, в доме отдыха, встали на ночевку. Меловые горы кругом да памятник Артему с отбитой рукой. Только приступили к ремонту танков, посыльный из штаба: «По тревоге сниматься!» Выскакивали уже из-под снарядов: грязь, дым, пыль, копоть. Весь день гнали через села, забитые ранеными. Где-то в лесу отдышались. Ночевали в немецком блиндаже. В какой-то бочке, как показалось, из-под бензина, постирали белье. А когда надели, зуд по всему телу: бочки оказались из-под ядохимикатов. Кожу разъело до мяса. Старший лейтенант Шепель чертыхался, потому что это он прочел, будто по-немецки написано «бензин».
Да еще во время очередной бомбежки бросили они котелки с едой прямо в машине, а когда вернулись, тех котелков и след простыл. Шофер заметил: «Война войной, Костик, но в самом горячем бою держи котелок поближе к пузу».
Но был случай и похлеще, когда в парке вечером у танкистов крутили фильм под названием «Секретарь райкома». Там замечательные актеры Ванин и Крючков играют. В самом интересном месте, где фашисты окружают партизан в церкви и предлагают сдаваться, а комиссар Ванин отказывается, вдруг застрекотал вражеский самолет, один, другой, третий, и началось.