Судья Шерман
Шрифт:
79
Майор Иоффе с интересом посмотрел на заспанное лицо оператора Гордона, размышляя, осознает ли тот, что с ним происходит, или еще пребывает во власти кошмарных сновидений и мистификаций.
Между тем Гордон медленно повернул заостренное лицо в сторону начальника и вздрогнул.
«Стало быть, еще спит, мерзавец», – решил Иоффе и, встав со стула, крикнул:
– Тревога, Гордон!.. Вспышка справа!..
Сменный оператор моментально пришел в себя, вытаращился на
– Шутите, сэр?
– Давай за пульт, худой! – потребовал Домбай, чувствуя поддержку командира.
– А я чего, я готов.
Гордон пожал плечами и пошел к рабочему месту.
Тем временем зашумела вода в туалете, затем дверь распахнулась, и появился Нильс.
– Нильс, я могу зайти в туалет после тебя? – строго спросил майор.
– Отчего же нет, сэр, – смущенно заулыбался тот.
– А ободок? Он в порядке?..
– Он в полном порядке, сэр, – сказал Нильс, впрочем, без особой уверенности.
– Немедленно вернись и вытри всю свою мерзость… – прошипел Иоффе.
Чтобы не быть битым немедленно, Нильсу ничего не оставалось, как вернуться и подчистить свои безобразия, которыми он частенько грешил.
А в это время Домбай и Гордон препирались возле операторского пульта. Гордон настаивал, чтобы Домбай вернул все настройки, вплоть до регулировки высоты стула, на прежнее место, а Домбай говорил, что это вовсе не его дело и что он после «худого» настраивал все сам.
Их спор был прерван оперативным дежурным, который объявил боевую тревогу.
– Всем станциям четвертого сектора – боевая тревога!.. Повторяю, боевая тревога!.. Подход неприятеля с направления 28-2987-18!..
– Это же практически наш сектор! – воскликнул Домбай.
Моментально забыв о споре с Гордоном, он прыгнул на операторское место и бешено защелкал тумблерами.
Экраны замигали, выдавая все новые сканерограммы, и на всех были видны восемь вражеских целей. Они надвигались прямо на СКО-4, в которой сидел ее перепуганный персонал.
– Все по местам! Приготовиться к обороне! – не своим голосом заорал Нурсултан Иоффе.
И сразу же Нильс, Гордон, да и сам Иоффе метнулись к откидным сиденьям, являвшимся дополнительными боевыми постами. Скрипя по несмазанным салазкам, выдвинулись контрольные панели, и весь экипаж незамедлительно включился в работу, принимая руководство артиллерийскими системами, грозными ракетными комплексами и установками торпедного пуска.
– Второй пост готов!.. – доложил Гордон, опустив на лицо визирную маску.
– Третий пост готов! – отрапортовал майор Иоффе, развернув радарные экраны.
– Четвертый готов! – сообщил Нильс, принимая команду торпедами.
В этот момент они уже не были разобщенными людьми, теперь они являлись единым организмом, в котором работа каждого органа влияла на жизнестойкость остальных.
– Подмога!!! К нам идет подмога!!! – нечеловеческим голосом заорал Домбай, увидев на радарном индикаторе движение массы голубоватых отметок. – Сорок четыре штуки!.. Сорок четыре!..
И, больше не в силах сдерживать слез восторга, Домбай разрыдался, невольно разрушая психическое единство персонала станции.
– Эх, сейчас закрутится, – прошептал Иоффе, глядя, как немногочисленные красные точки смело пошли на большой отряд голубых отметок. – Сейчас начнется…
80
Надвигавшиеся истребители заградительного отряда прямо на ходу стали проводить перестановку. Порядок, в который они перестроились, дал Хэнксу возможность определить, в скольких кампаниях побывал их командир. Оказалось, что ни в скольких.
Это было школьное построение, и то, что противник затеял его перед самым столкновением, говорило не в пользу пограничников.
– Внимание, на ракетном рубеже – «ромашка»! – объявил Хэнкс Эспозито. Это был отработанный маневр, и применялся он всегда, если приходилось выступать в меньшинстве.
Когда на панели управления загорелась тревожная лампочка, что говорило о входе группы в зону действия ракет неприятеля, истребители отряда Хэнкса начали расходиться в разные стороны.
Перехватчики ЕСО дали по ним запоздалый ракетный залп, но все заряды были израсходованы зря.
– Пронин, как твой хомяк? – задал вопрос Хэнкс, продолжая выводить свой «Штюс» к максимально верхней точке. С годами нервы стали не те, и Хэнкс боялся ракеты в хвост.
«Пожалуй, хватит», – решил он и развернул машину для атаки.
– Спит, мерзавец. Я покормил его хлебом, смоченным в ликере, – ответил Пронин. Его голос звучал несколько хрипло. Видимо, перегрузки тоже давались ему нелегко.
– Хотел бы я сейчас быть пьяным хомяком, – признался Эспозито, отключая ракетный комплекс.
В свалке, которую он собирался затеять, это оружие было слишком медлительным, хотя пилотские инструкции говорили об обратном. Но Хэнкс летал слишком долго, чтобы следовать инструкциям. И он пережил слишком много хороших парней, которые следовали этим долбаным параграфам.
Слева в полной готовности ждала станция. Хэнкс знал, что она уже ведет его своими мощными радарами. Не будь здесь перехватчиков ЕСО, ему пришлось бы несладко, но сейчас станция опасалась поразить своих.
Впрочем, один придурок все же нашелся. С расстояния в двадцать километров черную пустоту прорезали трассы реактивных снарядов. Естественно, стрелок промазал, но Хэнкс почувствовал прилив адреналина, и это было как раз то, за что он здесь работал.
– Я на месте, Хэни-Мэни, – отозвался «восьмой» номер.