Суета сует. Бегство из Вампирского Узла
Шрифт:
ТИММИ ВАЛЕНТАЙН
Victory Tour
Всего лишь афиша, подумал он. Просто концерт. И народу пришло немного... может быть, так и надо... представление для избранных, для тех, кто понимает... и все же...
Кто-то тронул его за плечо. Он вскочил, развернулся, перепрыгнул через диван, схватил нежданного гостя за обе руки и подтянул к себе.
— Ты кто? И как ты здесь оказалась?
Это была девчонка. Молоденькая. Длинные волосы выкрашены в черный цвет, лицо выбелено, глаза густо накрашены черным; серебряное колечко в носу, серебряная штанга на правой брови. Ладони... нет, ладони не пробиты. Но на тыльной стороне — татуировки гроздей. Еще одна фанатка. Но не из тех, истерично-настырных, которые бросались
— Сегодня твой день рождения, — сказала она. — Вот. Надеюсь, тебе понравится.
— Сегодня не мой день рождения, — сказал Тимми. — Это в редакции «Teen Beat» решили, что у меня день рождения. Но зато у тебя вроде как повод... ну, чтобы оправдать это вторжение. На самом деле у меня больше нет дня рождения, у меня нет даже жизни.
— Ты чего такой кислый? Смотри...
Торт был сделан в форме гроба, а под корочкой крышки, в углублении, залитом густым вишневым вареньем, лежал маленький марципановый Тимми Валентайн, одетый в черный смокинг.
— Это кровь, — пояснила девочка. — Меня зовут Памина, как в «Волшебной флейте».
— Красивый торт. Но... — Он не хотел говорить ей, что у него нет времени, что он смертельно устал и ему хочется спать. Суперзвезды не спят. Они должны бодрствовать все время, чтобы поклонники имели возможность боготворить их двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Наверное, она хотела с ним переспать. Если бы она знала...
— Памина Ротштайн, — сказала она. — Такое звенящее имя... как колокол... Меня правда зовут Ротштайн...
Она смотрела на него... у нее были пурпурные глаза... словно два отполированных аметиста... наверное, это цветные линзы, подумал Тимми... таких глаз не бывает. И все же... ему показалось, что он уже видел такие глаза. Где-то, когда-то... Раньше, когда Тимми был бессмертным, он совершенно не чувствовал времени. И помнил все — как будто у него в голове включался диск с фильмом, и его можно было остановить в любом месте. Но теперь, когда он снова стал смертным, его мозг просто не мог вместить в себя столько воспоминаний. Из какого мгновения его прошлой жизни пришли эти глаза? Что-то связанное именно с этим местом... превосходный новый концертный зал, выстроенный на месте старого оперного театра... и в этой девочке было что-то подобное... что-то из прошлого... но в новом обличье.
Заверещал интерком. Это был Пи-Джей.
— Ты там в порядке? — спросил он. — Мне надо в аэропорт — встретить Хит.
— Ладно, я как-нибудь сам доберусь до отеля. Да, попроси там, чтобы мне сюда принесли шампанское и все такое. Кажется, у меня сегодня день рождения.
— У тебя нет дня рождения, — сказал Пи-Джей. — Только не говори мне, что... а, понял. Очередная поклонница?
Тимми рассмеялся и повесил трубку.
— Может быть, эта фотография поможет тебе вспомнить, — сказала Памина.
Фотография лежала в коробке с тортом. Пока Памина ее доставала, Тимми залез пальцами в вишневую кровь, выловил свою фигурку и откусил от нее сладкую голову. Ему нужен сахар... это было как отголосок былой жажды крови. Наверно, подумал он, вампир — это всего лишь мертвая вариация диабетика. Эта мысль его рассмешила.
— Вот теперь ты смеешься, — сказала Памина. — У тебя так быстро меняется настроение, вот как сейчас... Ой, прикольно. У тебя все губы в вишневом варенье, словно в застывшей крови. Тебе очень идет. Я тоже мажу губы вишневым соком, когда выхожу ночью на улицу. — Они говорили по-немецки. Тимми начал говорить на немецком, как только вышел из самолета во франкфуртском аэропорту. Это получилось само собой. — Может, сейчас, когда ты посмотришь на этот снимок, у тебя снова изменится настроение.
На снимке был Тимми Валентайн.
Выцветшая черно-белая фотография, подкрашенная сепией. Тимми в египетском костюме и гриме: белое призрачное лицо, темные губы. Рядом с ним стоит роскошная женщина в белых одеждах. Она тоже в гриме — тоже в египетском стиле, с подведенными глазами. В тщательно уложенном парике. Тимми вспомнил...
Можно я там полижу? Как котенок?
Вкус густой менструальной крови...
— Это правда ты? Ты так смотришь на эту фотку... А это моя тетя, Амелия Ротштайн... ну, знаешь, всемирно известное сопрано. Она дала свой последний концерт десять лет назад... пела Юдит в «Замке герцога Синяя Борода». Потом она стала меццо-сопрано. Ты знал ее, правда? Этот снимок сделали в 1947 году.
— Я...
— Ты не бойся. Ты практически член нашей семьи. И это наш фамильный секрет. Тетя Амелия сейчас живет в доме престарелых, но когда она приехала к нам в Гольдбах погостить на прошлой неделе и увидела на стене твой постер, ее чуть удар не хватил, но после чашечки кофе с kasetorte, творожным тортом, она достала эту фотографию и сказала мне:
— Отдай ее Конраду, моей любви. Так тебя, кажется, звали в то время? Конрад Штольц.
Тимми молчал. На самом деле он едва помнил Амелию Ротштайн. Все, что он мог вспомнить, — лишь несколько отрывочных образов. Оперный театр, да... он пел здесь, в Тауберге... мальчик-пастух в «Тоске»... или Иньольд в «Пеллеасе и Мелизанде» Дебюсси... И там была эта женщина. И он превратился в котенка... маленького черного котенка, который вылизывал ее под юбкой. Амелия Ротштайн: молодая певица, невероятно красивая и развратная. Они любили друг друга. Да. Это была настоящая любовь... насколько это вообще возможно между существами двух разных видов.
— Я увидела эту фотку и сразу все поняла: что тут творится на самом деле. У меня к тебе столько вопросов... столько всего... как ты решился исчезнуть, ведь ты был таким знаменитым... как ты придумал свой новый образ... что ты сделаешь со своими банковскими счетами, когда тебе снова придется стать кем-то другим, пока никто не заметил, что ты совсем не стареешь...
— Я не хочу говорить об этом, — тихо проговорил Тимми. — Теперь все это в прошлом.
— То есть как в прошлом?! Я тут целое исследование провела. Как я понимаю, ты на этой земле уже очень-очень давно. И ты должен помочь мне. Мне нужно, чтобы ты мне ответил на все вопросы. Мне действительно нужно знать. Это не простое любопытство. Я тоже из избранных. Я — вампир.
Он взял ее за руку. Под бледной кожей бежала кровь: настоящая кровь, как у обычного смертного человека. У вампиров другая кровь — густая, вялая, мертвая. Кожа Памины была теплой и нежной. Он отпустил ее руку и прикоснулся к ее щекам; под мертвенной белизной неоготической белой пудры была живая теплая плоть. Нет, она не вампир.
— Ты мне не веришь, да? — спросила она.
— Нет, не верю, — ответил Тимми. И тут в гримерку вошел один из рабочих сцены, с подносом, на котором стояла бутылка «Bollinger» и два бокала. Он открыл шампанское, наполнил бокалы и незаметно исчез. — Знаешь, я повидал стольких людей, которые утверждали, что они — вампиры. Они слушали мои песни, собирали все книги Энн Райс и Нэнси Коллинз... О них даже как-то была передача по телевизору. Но вряд ли кто-то из них был вампиром.