Суета сует
Шрифт:
Максим по-своему расценил ее желание уединяться в бывшей детской. Он решил, что поздновато проснувшийся материнский инстинкт вызывает у Милы чувство вины. Тогда Максим предложил Миле переоборудовать комнату сына в ее рабочий кабинет. Может быть, эти стены поддержат ее и помогут восстановить покой в семье, но предложение вызвало очередной всплеск негативных эмоций:
– Что за ерунда лезет тебе в голову! Кирилл должен знать, что здесь с его переездом ничего не изменилось, – возмутилась Мила.
– А мне кажется, что изменения очевидны, –
– Что ты имеешь в виду?
– Ты знаешь.
– Не говори загадками, – раздражение Милы росло. – Раз в кои-то веки завязался такой интересный разговор. Договаривай, пока есть желание. Оно ведь есть?
– Мы давно мешаем друг другу.
– Даже так? Если тебе надоело варить борщи, не нужно. Не делай из этого проблему.
– Как мелко, Мила.
– Тогда договаривай. Твой недовольный вид действует мне на нервы, – прокричала Мила вслед Максу. Она была вне себя, совершенно не контролируя нарастающий гнев.
– Мне нечего сказать, – ответил он, возвратившись. В его глазах появилось выражение, от которого Мила опешила, но лишь на мгновение.
– Ты всегда очень дипломатичен. Это или самый высокий уровень деликатности, или полное равнодушие?
– Какая разница. Тебе ведь все равно, что я сделаю, что подумаю, что скажу.
– Сделай хоть что-нибудь!
– Хорошо, тогда я скажу. Знаешь, ты была права.
– В чем же? – ехидно посмеиваясь, спросила Мила.
– Скажу. В том, что уже столько раз произносила ты: нам нужно развестись.
– Да? – Мила опешила. Она никак не ожидала услышать от Максима такое. Он всегда болезненно реагировал на ее гневные вспышки, заканчивающиеся предложением расстаться. Особенно огорчало Смыслова то, что совсем скоро предстоял их серебряный юбилей. Теперь он сам говорит о разводе. Прекрасно! Мила постаралась ничем не показать, как она удивлена. Хотя он, конечно, блефует. Он не представляет жизни порознь. Решил увидеть, насколько далеко она может зайти? Хорошо! – Так ты, говоришь, созрел?
– Думаю, да.
– Прекрасно. Дай подумать… Что надо делать в этом случае? Не подсказывай, я знаю. Я подам документы. Не возражаешь?
– Нет, не возражаю.
– Это не ущемит твое самолюбие?
– От него уже ничего не осталось. Я так измучился, что готов на любые перемены. Ты не можешь себе представить, как я устал… – Максим покачал головой. – У меня нет самолюбия, самосохранения, осталось самобичевание.
– Слова, слова.
– Неужели это происходит с нами, Мила?
– Все наяву. Это не сон. Скоро каждый из нас получит свободу.
– От чего?
– От нас, наших привычек, достоинств и недостатков… – Мила увидела на лице Максима такое отчаяние. Ей стало жаль его. Отвратительное чувство, так часто мешающее поступать по велению разума. Однако желчность и гнев куда-то исчезли. Миле захотелось сказать что-то приятное, ободряющее. – Жизнь на этом не заканчивается, Макс. Ты мужчина хоть куда. Я не делаю тебе комплимент. Это признанный факт.
– Сейчас мне все равно.
– Ложь. Тебя еще обязательно оценят, уже ценят, – вспоминая восторженные похвалы в адрес Максима из уст Хмелевской, сказала Мила. – Есть такие, более чуткие, более справедливые, женственные, уступчивые.
– Меня это не интересует. Ты хочешь сказать, что вокруг меня никогда не было других женщин?
– Почему же, были.
– Ладно, это беспредметный, глупый разговор. Главное сказано, так что я пойду прямо сейчас.
– Зачем, Макс? Это лишнее. Ночь на улице. Тебя никто не заставляет спать со мной в одной постели. Три комнаты – можно и затеряться.
– Уже затерялись.
– Макс, не дури!
Мила вспомнила, как он кивнул и, выходя из комнаты, остановился.
– Квартиру можешь оставить себе. Я поселюсь на даче, – не оборачиваясь, глухо сказал он. – Ты не против?
– Тогда забирай и машину. Я никогда не сяду за руль, – заметила Мила. – Машина тоже твоя. Да, и компьютер. Он тебе нужнее.
– Благодарю, – сухо ответил Максим. И, уже ни к кому не обращаясь, добавил: – Просто пособие по разводу двух образованных, культурных людей…
Перед глазами Милы промелькнула картина, как Смыслов собирал вещи. Ей казалось, он ждет, что она рано или поздно остановит его. Он не верил до конца, что развод все-таки свершится, а уже после суда, грустно посмотрел на нее, улыбнулся. Его лицо совершенно менялось, когда он улыбался. Эта улыбка действовала на Милу, как на быка красное. Едва сдерживая раздражение, она не понимала, как он может вот так глупо улыбаться и при том совершенно искренне…
– Ну, будем прощаться? – нетерпеливо спросила она, закидывая сумочку на плечо. Все уже вышли из зала, они остались вдвоем.
– До свидания. Я еще пару раз заеду домой кое-что забрать, а потом оставлю тебе ключи. Пожалуй, я оставлю их на вешалке в прихожей, – Смыслов говорил об этом так, как будто это было самым важным в их последнем разговоре. Потом он замолчал и вдруг осторожно взял руку Милы и поцеловал. Прикосновение его сухих, горячих губ заставило Милу вздрогнуть.
– Ты что? – она выдернула руку, спрятав ее за спину. Карие глаза ее гневно сверкали.
– Ничего, прости, – Смыслов покраснел. – Я уже не должен, понимаю.
– Не нужно, действительно, не нужно.
– Надеюсь, теперь ты получишь все, о чем мечтала, – Максим пытался поймать взгляд Милы, но она упорно не желала на него смотреть.
– Да, да, наверное, получу. Хотя, о чем это я? Я хотела сказать, что наверняка!
– Знаешь, мне до сих пор не верится, что это происходит с нами.
– Человек ко всему привыкает, – Мила глубоко вздохнула. Ей хотелось поскорее выйти из опустевшего зала. – Единственное, что мне нужно тебе сказать… Я хочу, чтобы знал: я не ухожу к другому мужчине. Я никогда не изменяла тебе.