Султан моих снов
Шрифт:
— Никуда я не поеду, — возмутилась Лале, прижалась к моей груди в резком порыве и заплакала. — Вместе справимся. Аяз, пожалуйста, не оставляй меня… — произнесла сквозь слёзы. Судорожно всхлипывает и трясётся всем телом.
— Я же не бросаю тебя. Приеду за тобой сразу, как решу проблему, или давай осядем в России и вообще не будем возвращаться в Турцию, если захочешь, — теснее обнял любимую и зарылся носом в её волосы, жадно вдыхая нежный неповторимый аромат, возбуждающий и ласкающий ноздри, стараясь запечатлеть в памяти этот момент. Она благоухает цветами, сладкой ванилью, оттенённой нотками лёгкой свежести
— Нет! Это называется: расстаться! — не соглашается. Ожидаемая реакция.
Цепляется за мою футболку, сминая ткань в кулаках и не желая отпускать, словно это наши последние минуты перед разлукой, которые неумолимо заканчиваются, словно уже прощается со мной. Навсегда…
Паршиво стало от этой мысли…
— Не расстаться, а выиграть время — разница большая, — уточнил важный пункт. Обхватил её затылок, чтоб не отворачивалась. — Так продолжаться не может: сейчас мы только тем и занимаемся, что переезжаем с места на место и опять спасаемся бегством, заметив слежку.
— Я для тебя обуза, да? Мешаю? Тяну за собой на дно? — она оттолкнула меня и, вырвавшись из моих объятий, попятилась назад, пока не упёрлась спиной в стену.
— Ты неправильно поняла, не это имел в виду… — приблизившись к ней, мягко сжал за плечи в успокоительном жесте. — За прошедший месяц не было ни одного дня, проведённого в тишине и покое. Прошу, ради нас, сделай как говорю, это ненадолго. Всё наладится. Обещаю, — я не могу дёргаться от ядовитой тревоги при любой опасности — это непозволительная роскошь. Если Лале не будет рядом, то буду чувствовать себя свободнее с точки зрения навалившихся трудностей. — Твои бабушка с дедушкой помогут, спрячут в надёжном месте, а Серкан не найдёт — он не сунется туда.
— Мне нужно кое-что сказать… — она отстранилась. Вытерла щёки от солёной влаги, взглянула с нескрываемым волнением и как будто даже страхом — глаза нервно лихорадочно бегают.
— О чём ты? — я нахмурился, пытаясь понять причины такого поведения, настроения и состояния в целом, кроме очевидного конечно. В последнее время, моя девочка излишне эмоциональна и впечатлительна. И дело точно не в Серкане… мотивы кроются в другом…
— Ребёнок… — шумно выдохнув, Лале отошла в сторону и присела на стул.
— Какой ребёнок? — опустившись на колени перед ней, внимательно посмотрел.
— Я беременна, — она неуверенно улыбнулась.
— Беременна? — зачем-то переспросил. Новость не то что бы ошарашила, хотя я удивился и поначалу растерялся. Но тут же собрался, а представив, как возьму на руки сына или дочь — обрадовался, бесконечная нежность затопила моё сердце к ещё не родившемуся малышу. Впрочем, проблему это всё равно не решает: — Тогда тем более надо уезжать, пока не поздно, я разберусь во всём и приеду за вами. Дороже вас нет никого в мире, вы — бесценное сокровище. Ради нашего будущего и счастья, соглашайся.
— Ладно…
…А когда мы поехали в аэропорт, произошла авария — не по моей вине. Нас выследили прихвостни Серкана и началась погоня…
По нам открыли стрельбу, одна из пуль попала в колесо. И на скорости, не справившись с управлением, я врезался в бетонное ограждение. Пытался избежать удара, но это было невозможно, увернуться не получилось — от заноса
В тот день я тоже «умер», душа опустела, окаменела, осталась там — на дороге смерти, рядом с любимой женщиной и ребёнком, который погиб, даже не успев появиться на свет...
Вот он мой ад — жизнь без неё...
Глава 11
Аяз
Наши дни
«С тех пор не езжу на мотоциклах…»
Я мотнул головой, прогоняя выматывающие терзающие воспоминания, как помешательство и наваждение, преследующее последние два года изо дня в день. Даже во снах постоянно вижу кадры аварии, как в замедленной съёмке, чувствуя свою беспомощность и бессилие перед фатальными обстоятельствами. И как бы ни старался абстрагироваться от этого, избавиться от гнетущего состояния — не получается… покоя не найти... Только глубже погружаюсь в персональный ад бессмысленного существования — без любимой женщины всё потеряло значение. А я превратился в свою же тень с потухшим взглядом, поселившимся отчаянием в глазах и ощущением давящей ноющей пустоты внутри, которую нечем заполнить…
«Мог ли я сделать что-нибудь в тот момент: предотвратить трагедию или избежать совсем?» — много раз задавался одним и тем же вопросом. Ответа у меня нет… Теоретически, ничтожный шанс был, если бы ситуация не обернулась против нас.
Жалею, что не настоял на отъезде Лале раньше — до того, как нам с ней пришлось скрываться целый месяц до тех событий, разделивших жизнь на «до и после», убив мечты и желания о простом, понятном счастье. Тогда и она, и наш малыш не погибли бы, произойди всё иначе. Часто представляю и думаю о том, как было бы… Поток навязчивых мыслей тоже не покидает, не даёт возможности выдохнуть и расслабиться ни на минуту.
Время не лечит… И кто сказал, будто рубцы не воспаляются? Боль не притупляется, раны не затягиваются полностью, лишь ненадолго покрываются тонким слоем кожи, чтобы лопнуть как гнойный нарыв и усилить мучения стократно, когда память нахлынет подобно разрушительному смерчу с удвоенной мощью, а истязания продолжатся. В полной мере на собственной шкуре испытал, каждой клеточкой тела познал, каково это… и мои страдания ещё впереди…
Виню ли я себя? — безусловно. Пусть не напрямую, но косвенно всё равно причастен к аварии… Едкое чувство вины навсегда осело в душе тяжким грузом, травит своим ядом и медленно сводит с ума, а моим неотъемлемым спутником стало губительное, лишающее надежды и веры, слово «никогда»…
Никогда ЕЁ не увидеть, никогда не услышать смех, звучание голоса, никогда не обнять, никогда не поцеловать, никогда не сказать «люблю», никогда… от гнилой безысходности разрывает на части, хоть волком скули от тоски и одиночества…
Невыносимо… Это изощрённая пытка — мириться с тем, что моей девочки больше нет. Жить с ощущением ледяного опустошения, словно вместо сердца — воющая чёрная бездна или словно из груди вырвали кусок плоти, оставив зияющую кровоточащую дыру, которую не зашить, а адскую боль ничем не унять.