Сумеречный мир
Шрифт:
— Да бросьте, полковник. Теперь не до обид.
— Тогда мне остается еще раз напомнить, что дискриминация мутантов бесполезна и принесет нам только вред. Стабильность генофонда нарушена — на Земле больше нет здоровых людей. А значит, число детей, рожденных с патологией, будет увеличиваться с каждым годом. Через пять-шесть поколений чистая человеческая раса перестанет существовать. — Да, вы правы. Нашей первоочередной задачей станет выживание людей, способных давать здоровое потомство. Мы переправим их в безопасные места, где нет радиации и пыли. Пусть эта популяция будет очень малочисленной, но она станет популяцией нормальных людей!
— А я вам говорю, что это невозможно! — рявкнул Драммонд. — Нет больше безопасных мест. Ни одного во всем мире!
Робинсон перестал шагать и, повернувшись к Драммонду, взглянул на него как на врага.
— Что вы тут несете? — внезапно закричал он. — Откуда вы можете это знать?
Драммонд рассказал ему о поселении у канадской границы.
— Как будто вы этого и сами не знали, — скептически добавил он. — Неужели ваши физики не докладывают вам об уровне радиации? Неужели об этом молчат ваши доктора, инженеры и тот генетик, которого я отыскал? Судя по вашим познаниям в биологии, они провели с вами немало времени. И я уверен, что каждый из них убеждал вас в одном и том же!
Робинсон упрямо покачал головой:
— Все это чушь! Вы просто не понимаете. Число мутаций не может быть таким большим.
— Хорошо, допустим, я ничего не понимаю. Но почему бы вам, несчастному глупцу, не осмотреться вокруг? Вы только взгляните на растения и животных! Неужели здесь ни у кого не рождались дети?
— В том-то и дело, что нет. Роды стали редким явлением, и в медицинском центре города на учете лишь несколько беременных женщин. — Лицо Робинсона дрогнуло и сморщилось. — Не сегодня-завтра Элейн должна родить. Она уже в госпитале. Вы, наверное, не знаете, но все наши дети умерли от чумы два года назад. Этот ребенок — моя единственная надежда. И я хочу, чтобы он вырос в правильном мире — без мутантов и бомб. Вы и я… наша дорога закончена. Мы старое поколение — поколение тех, кто разрушил мир. Но мы должны отстроить его заново, а затем уйти и оставить все нашим детям. Я хочу сделать планету пригодной для жизни, потому что здесь останется мой ребенок, понимаете? Вы понимаете меня?
И Драммонд действительно понял. Какое-то время он молча смотрел на генерала. В его груди вскипали нежная жалость и доброта. Скуластое лицо смягчилось, глубокие морщины разгладились, и он тихо прошептал:
— Да, теперь я понимаю. Так вот откуда эта фантастическая выносливость и желание построить здоровый мир. Вот почему вы чуть не сошли с ума, когда возникла проблема с мутантами. Вот почему вы не можете смириться. — Он обнял друга, а затем слегка подтолкнул его к двери. — Пойдемте навестим Элейн. Узнаем, как ее дела. И не забудьте — по пути нам надо где-то достать цветов.
Глава 5
Едва они вышли на улицу, мороз вцепился в их лица колючими пальцами. Под ногами сухо похрустывал снег. Он почернел от сажи и пыли, но небо над головой было удивительно чистым и голубым. Изо рта и ноздрей дымком вырывалось дыхание. Со строительной площадки доносились голоса людей, и нависавшие скалы вторили им слабым эхом.
— А может быть, нам улететь на другую планету? — внезапно спросил Робинсон и тут же сам ответил на свой вопрос: — Но у нас для этого нет сил и средств. К тому же все остальные планеты не пригодны для жилья. Остается одно — отстроить нашу Землю. Отыскав несколько безопасных мест — а я верю, что их достаточно много, — мы переселим туда здоровых людей и будем ждать, пока период мутаций не закончится. Главное, выжить, а отстроиться всегда успеем.
— Но безопасных мест больше нет, — напомнил Драммонд. — Ему не хотелось спорить, и он сменил тему разговора: — А что предлагает ваш генетик? Какой выход из ситуации видит биологическая наука?
— По правде говоря, он ничего не знает. Его область науки, видите ли, до сих пор не изучена. Поэтому он может только Делать научные предположения.
— И все равно я считаю, что единственным решением проблемы будет принятие мутантов в наше общество на равных правах. Мы должны забыть о насилии. Каждый из нас землянин независимо от того, как он выглядит. — Немного помолчав, Драммонд добавил: — Забавно… Мы считали доброту и смирение довольно непрактичными в общении, но теперь они становятся основными требованиями для сохранения жизни. Как жаль, что мы не поняли этого раньше и нам потребовались миллионы жертв, чтобы признать такую простую истину. Вот только удастся ли нам убедить в своей правоте остальную часть мира?
В окне одного из домов они увидели цветы в горшочках. Робинсон купил их за последние крохи табака. По дороге в госпиталь он часто останавливался и переводил дух. Его лицо раскраснелось. На висках блестели замерзшие капельки пота.
Медицинский центр располагался в самом большом здании города, и его оборудование славилось по всей стране. Когда они вошли в просторный холл, к ним навстречу поспешила медицинская сестра.
— А я только что хотела отправить за вами, генерал, — сказала она. — Роды уже начались.
— Элейн… Как ее самочувствие?
— Пока все идет хорошо. Прошу вас, подождите, здесь. Драммонд опустился в кресло и молча взглянул на Робинсона. Тот нервно прохаживался вдоль стены.
«Бедный малый, — подумал он. — Почему мужчины так забавны в своем ожидании? Только не стоит смеяться над этим. Вспомни себя, когда ты ждал вестей о Барбаре…»
— Вы знаете, я так рад, что мы достали им обезболивающие средства, — зашептал генерал. — Они здорово помогают… А Элейн такая слабая…
— С ней все будет в порядке.
«Эх, приятель, — подумал Драммонд, — тебе бы сейчас не об этом волноваться…»
— А вы не в курсе… Как долго это длится? Сколько надо ждать?
— Трудно сказать наверняка. В каждом случае по-разному. Вам надо немного расслабиться.
Драммонд расстегнул куртку и достал кисет. Он наполнил свою трубку табаком и со вздохом передал ее генералу. Это был последний табак, но для друга ничего не жалко.
— Покурите. Обычно помогает.
— Спасибо, — ответил Робинсон и шумно запыхтел. Время медленно уползало в прошлое, минуты казались часами, и Драммонд с тревогой думал о том, как ему вести себя, если это случится. Конечно, он тоже надеялся на лучшее, на данные статистики не предполагали легкого исхода. И все же он не психиатр. Пусть все идет своим чередом.
А потом их ожидание закончилось. К ним вышел доктор. Марлевая повязка и халат придавали его фигуре загадочный Ж непроницаемый вид. Робинсон застыл перед ним как статуя.
— Я знаю, вы храбрый мужчина, — сказал доктор мрачно, снимая повязку с лица. — Вам потребуется все ваше мужество.
— Она… — Его голос почти не походил на человеческий.
— С вашей женой все в порядке. Но вот ребенок… Сестра принесла небольшой комочек, завернутый в пеленки. Это был мальчик. Но вместо рук от плеча тянулись мягкие и гибкие щупальца.