Сумерки в спальном районе
Шрифт:
Его интересовали, казалось бы, абсолютно не касающиеся мужчин мелочи, начиная от качества материала, из которого она собиралась шить, и кончая деталями фасона. А совсем не отвечать на дурацкие вопросы не получалось — в этом случае разговор с приставучим супругом непременно завершался скандалом и оскорблениями.
Именно поэтому Людмила Борисовна давно уже выбрала тактику пережидания, предпочитала выползать из спальни главным образом в отсутствие мужа. Сегодня же для нее было особенно важно, чтобы он не крутился рядом, поскольку ей предстояло выполнить крайне сложную, хитроумную работу, требовавшую максимальной сосредоточенности.
К
Много лет назад, когда со сломанной ногой маленькую Люсю привезли в больницу, ничто не предвещало, что она останется хромоножкой. Десятилетняя девочка жадно впитывала каждое звучащее рядом слово и превосходно запомнила все, что тогда происходило вокруг нее.
Перелом был хоть и непростой: кость оказалась раздробленной, — но, как сказал рентгенолог, бывает и хуже. Однако молодая хирургиня, которую Люся отчего-то сразу невзлюбила, в тот роковой день выходила замуж и главным образом была сосредоточена на примерке подвенечного платья, каковое с гордостью и демонстрировала своим маленьким пациентам. Она явно торопилась и, по убеждению девочки, оттого работала небрежно, что-то там наверняка делала не должным образом.
Так или иначе, в результате ее лечения Люся осталась хромой на всю жизнь. А к подвенечным платьям и к невестам, носившим их, стала с тех самых пор испытывать стойкую неприязнь.
Людмила Борисовна еще накануне, соглашаясь на этот заказ, почувствовала, что наконец-то наступает ее день, день расплаты. К тому же к обычной неприязни теперь примешивалось и принятое ею решение любым путем предотвратить катастрофу, которая, по убеждению портнихи, грозила бедному Кириллу вместе с его злосчастным браком. На сей случай у нее был уже давно и детально продуман некий секрет, который она теперь собиралась использовать при изготовлении свадебного наряда.
Причем если поначалу портниха намеревалась просто искусно вшить в соответствующие места на платье несколько острых шпилек, которые, по ее замыслу, довольно скоро, прорвав ткань, начали бы покалывать нежное тело невесты, превращая тем самым свадебную церемонию в подлинное мучение, то сейчас план Людмилы Борисовны кардинальным образом изменился.
Тем более что фасон платья, оговоренный вчера, словно специально был создан для оптимального воплощения этого нового плана в жизнь.
Подвенечное платье предполагалось выдержать в некоем старинном, романтическом духе. Решено было также, что плечи у невесты останутся оголенными, и, соответственно, для того, чтобы обойтись без бретелек, корсет под лифом следовало сделать достаточно тугим.
Вот тут-то Людмила Борисовна и собиралась применить свое ноу-хау.
Для успешного воплощения замысла она задумала вшить в корсет наряду с тонкими металлическими пластинками и несколько стальных, специальным образом согнутых, как пружины, спиц. Эти заточенные с двух концов спицы были необычайно острые, и одну из них Людмила Борисовна собиралась расположить так, что при определенном движении, скажем когда невеста нагнется за чем-либо, спица распрямилась бы и сквозь легкую ткань платья глубоко вошла в тело. В идеале она должна была бы попасть прямо в сердце, в этом случае все произойдет мгновенно. Но, конечно, одно
К тому же дело осложнялось еще и тем, что все обязано выглядеть чистой случайностью, типичным несчастным случаем. Никаких подозрений и близко не должно возникнуть, это просто исключено.
Людмила Борисовна неспешно допила кофе, вытерла салфеточкой губы и своей припадающей походкой заковыляла в гостиную.
Она, конечно, немножко волновалась перед началом ответственной работы, но в целом была вполне уверена в успехе. Этот славный мальчик, Кирюша, может быть спокоен, она обо всем позаботится.
Все будет хорошо.
15. Медведь
На работу Никита Бабахин решил не ходить, позвонил, сказался больным. Он и в самом деле чувствовал какое-то странное томление в груди с самого утра. Хотя, конечно, никакая это была не болезнь. Скорей уж предчувствие.
А вот чего именно предчувствие, Никита, как ни пытался разобраться, так и не понял. Сплошной туман стоял в голове.
Но томление, безусловно, было. Что-то такое жутковатое и в то же время удивительно сладостное ощущалось в воздухе, лезло в нос, в рот. Никита внутренне сопротивлялся, пытался схорониться под одеялом, но оно и туда проникало, не давало Никите отсидеться-отлежаться, настойчиво гнало его из дома туда, на пустырь.
И он в конце концов уступил, оделся и зашагал, даже побежал, пустился со всех ног, забыв о том, что больному бегать уж никак не положено. Если б кто с почты увидел, очень большие неприятности могли бы произойти. Но, по счастью, никого он по дороге не встретил, так что, можно считать, пронесло.
Задыхаясь от бега, пересек пустырь, купил билетик и с пересохшим ртом вошел наконец в зверинец мимо знакомого уже билетера в мятой фуражке без кокарды.
И сразу же остро пахнуло знакомым запахом. И без того гулко пульсирующее сердце забилось еще сильнее. Целая симфония разнообразных шумов обрушилась на Никиту.
С площадки молодняка доносилось блеянье, сопровождаемое детским смехом. Со всех сторон раздавались всевозможные радостные и насмешливые возгласы, сквозь которые пробивалось волчье рычание, в свою очередь внезапно перекрываемое мощными трубными криками осла.
Но Никита ни на что не обращал внимания, шел прямиком к угловой клетке, даже чуть не сбил с ног налетевшего на него пацана. И только оказавшись у цели, внезапно успокоился и понял, что не зря бежал сюда всю дорогу.
Медведь ждал его. Лежал бесформенной меховой кучей, с тоской поглядывал вокруг. Увидев Никиту, тут же поднял большую голову, осклабился, высунул длинный розовый язык.
Никита не знал, как реагировать, растерялся. Потом развел в сторону руки, как бы показывая, что почувствовал и разделил радость медведя от этой встречи, но ничего не может сделать: решетка из толстых железных прутьев безнадежно отделяла их друг от друга.
Медведь понял его. Спрятал язык, закрыл пасть, легко приподнялся и плотно прильнул к прутьям, косясь маленьким карим глазом.
Никита замер. Оценил порыв и деликатность зверя, который не позволил себе выразить никакого негодования по поводу разъединяющей их преграды, а просто безмолвно продемонстрировал ему свои чувства.