Сумка с миллионами
Шрифт:
Деньги были наши.
Коллинс пошел в машину и по рации сообщил шерифу Маккеллрою, что я опознал тело. Молодой полицейский разговаривал с военными.
Я пошел к машине. Я замерз, и мне очень хотелось сесть в теплый салон, но на полпути я остановился. Мне было любопытно, нашли ли деньги. И я подумал, что если останусь на улице, могу услышать что-нибудь интересное и полезное. Тогда я быстро вернулся к шлагбауму и встал, стараясь выглядеть как можно менее подозрительно.
Рыжеволосый полицейский начал фотографировать. Он отдернул одеяло и сделал пару снимков тела Вернона. Потом он сфотографировал машину, шлагбаум, кровь
Хотя погода начинала проясняться, день все равно был каким-то мрачным. Полицейский фотографировал со вспышкой.
Через пару минут на большом фургоне подъехали журналисты программы новостей. На ярко-желтом фургоне красными буквами было написано «13 канал. Горячие новости». Журналисты попытались сфотографировать тело, но военные не пустили их.
После желтого фургона подъехала машина темно-коричневого цвета. Из нее вышли двое. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это люди из ФБР. Они выглядели так же, как Вернон, – высокие, худые, коротко подстриженные, в черных пальто, в черных кожаных перчатках, темных костюмах и галстуках. Обуты они были в черные ботинки. Во всех их движениях, походке, жестах и манере говорить сквозила та же уверенность и профессионализм, которую так хорошо изобразил Вернон. И подействовало это на меня точно так же, как и в прошлый раз, – сердце сжалось, пульс участился, на спине появились капельки пота.
В голове вдруг мелькнула страшная мысль о том, что я мог оставить какую-нибудь улику, что-нибудь, что могло вывести их на меня. От мысли, что меня могут поймать и если это и сделает кто-то, так это будут эти люди в черном, по спине побежали мурашки, и я содрогнулся.
Я наблюдал за тем, как они разговаривали о чем-то, стоя у тела Вернона. Потом они сняли с тела одеяло и начали проверять карманы. Один из них взял Вернона за щеки и пару раз повернул его голову, внимательно изучая лицо убитого. Потом он вытер руки об одеяло и сказал что-то своему коллеге. Тот покачал головой.
После осмотра тела они пошли к машине Вернона. Около машины они что-то сказали солдатам, которые потом позвали нашего водителя и представили его агентам. Они поговорили пару минут, после чего он показал в мою сторону.
– Мистер Митчелл? – позвал меня один из агентов и направился ко мне. – Хэнк Митчелл?
– Да, – ответил я и сделал пару шагов ему навстречу. – Я Хэнк Митчелл.
Подойдя ко мне, агент достал свой бумажник и показал мне значок. Этот жест почему-то заставил меня содрогнуться. В голове мелькнула мысль, что он сейчас меня арестует.
– Меня зовут агент Ренкинс, – представился он. – ФБР.
Взглянув на значок, я кивнул.
– Мы с моим коллегой хотели спросить вас, не против ли вы поехать обратно в город с нами. По дороге вы рассказали бы все, что знаете.
– Я уже все рассказал в полиции, – ответил я. – Вы не могли бы взять у них мои показания?
– Мы бы предпочли сами все услышать. Вам ведь это будет не очень сложно? – сказал он и улыбнулся той же холодной улыбкой, что и Вернон.
Я ничего не ответил. Было и так понятно, что выбора у меня нет. К нам подошел второй агент. В руках у него был черный целлофановый пакет.
– Мы оставили машину вон там, – заметил Ренкинс и показал на машину. Потом он повернулся и пропустил меня вперед.
Я сидел на заднем сиденье. За рулем был Ренкинс, его коллега, агент Фремонт, ехал рядом. Мужчины
Между ними имелось, пожалуй, только одно отличие, которое практически сразу бросалось в глаза: у агента Фремонта были большие уши. Честно говоря, я не мог удержаться, чтобы периодически не смотреть на них. Наверное, когда он был маленьким, он очень стеснялся своих ушей. Эта мысль заставила меня вспомнить Джекоба в детстве и то, как он стеснялся своего веса.
Мне было очень непривычно сидеть на заднем сиденье машины, учитывая то, что я всегда ездил за рулем. Машина у агентов ФБР была совершенно обычная – черный виниловый салон, маленькие двери, панель управления, но вот сидеть на заднем сиденье было как-то не очень приятно. Я чувствовал, что меня подавляет это небольшое замкнутое пространство, у меня появилось ощущение, что я нахожусь полностью под контролем агентов. В просторном фургоне я никогда не ощущал ничего подобного.
Пока мы ехали к Ашенвиллу, я снова рассказал свою историю. Мои показания они записывали на диктофон. Но, как ни странно, агенты вели себя как-то незаинтересованно. Они не задавали мне вопросов, не оборачивались, когда я замолкал, не кивали и никак не поддерживали мой монолог. Они молча сидели передо мной и смотрели на дорогу. Мы ехали по той же дороге, что и с Коллинсом, проезжали те же дома и фермы. Единственным отличием было то, что туман уже рассеялся, воздух стал прозрачным и сухим. Солнце медленно клонилось к западу.
Пока я говорил, я думал о том, что молчание агентов может означать одно из двух. Либо они уже знали мою историю и сейчас слушали ее из чистой формальности и для того, чтобы записать на диктофон. Либо они уже выяснили что-то, что могло бросить на меня тень подозрения, и теперь просто дали мне время, чтобы я, рассказывая, сам запутался в своей лжи, выдал себя и тем самым предоставил бы им неопровержимые доказательства собственной вины. Они давали мне возможность выговориться, перед тем как сорвать с меня маску и обличить мое истинное лицо лгуна, вора и убийцы. Так что к концу рассказа я стал чаще останавливаться и запинаться, стараясь говорить только то, что не вызвало бы подозрений.
Наконец я договорил.
Фремонт выключил диктофон и только теперь обернулся и посмотрел на меня.
– В вашей истории только одна ошибка, мистер Митчелл, – сказал он.
От этих слов у меня все внутри сжалось от страха. Я посмотрел в окно и сделал над собой усилие, чтобы не заговорить сразу и не выдать своего волнения. Вдалеке я увидел чучело, одетое в черный халат и соломенную шляпу. Издалека чучело напоминало живого человека.
Выдержав паузу, я спросил:
– Ошибка?
Фремонт кивнул. Когда он говорил, его огромные уши смешно шевелились.
– Человек, труп которого вы только что опознали, – не из ФБР.
Облегчение, которое я испытал, услышав эти слова, нельзя описать словами. Это было даже не моральное, а какое-то физически ощутимое чувство.
От испытанного стресса я даже вспотел. У меня появилось такое ощущение, что я теряю контроль над своим телом… по коже пробежали мурашки… мне даже стало смешно, и я чуть было не улыбнулся.
Я вытер лоб рукой.
– Я не понимаю, о чем вы, – сказал я и заметил, что в моем голосе появилась хрипота и какая-то резкость. Фремонт, кажется, не обратил на это внимания.