Сумка волшебника
Шрифт:
Прекрасным живописцем был и великий наш актёр Николай Симонов.
Великолепно рисовал и был газетным иллюстратором неповторимо оригинальный и блистательный кинорежиссёр Александр Довженко. Его картины «Арсенал» и «Земля» незабываемы. В них явлен нам не только высочайший талант и своеобразие мышления режиссёра-постановщика, но и безошибочный вкус художника, особенно ярко сказавшийся на выборе типажа актёров. Между прочим, талантами выдающегося кинорежиссёра и художника богатство личности этого изумительного человека не исчерпывается. Для большинства своих кинокартин Довженко сам писал сценарии. В дни Великой Отечественной войны стали появляться в различных газетах очерки
Кстати, коль скоро разговор зашёл о режиссёрах, кинорежиссёрах и актёрах, нельзя пройти мимо великолепной разносторонности Чарли Чаплина, который сам писал сценарии своих картин, сам их ставил, сам играл в них главные роли и сам же писал к ним музыку.
Случались рисовальщики и живописцы среди людей искусства иных, отличных от перечисленных мной специальностей. Прекрасно рисовали композитор Стравинский, знаменитый тенор Карузо и не менее знаменитый бас Шаляпин. Список мой, я полагаю, можно было бы пополнить именами очень многих писателей, художников, музыкантов, людей, работающих в других отраслях и родах искусства. Человек — существо изумительное. Встречаются люди столь многообразно одарённые, что диву даёшься, как может вместить один человек столь многое.
И тогда невольно приходят к тебе радость и гордость от сознания того, что рядом с тобой жили и живут такие чудесные, так богато одарённые люди. И начинаешь лучше понимать и больше ценить окружающий тебя мир и людей его.
Надя, сиренки, Пушкин
В разделе «О портретах и портретистах» возник сложно разветвившийся разговор о взаимосвязях живописи, литературы, музыки и других искусств, о многообразии и многоплановости художнического начала в художнике, о неисчерпности душевных богатств человека и художника, о щедрости таланта. Заключить этот разговор мне хотелось бы рассказом об одном, на мой взгляд чрезвычайном, явлении в области изобразительного искусства наших дней. Это чрезвычайное явление может быть совершенно точно поименовано: оно зовётся — Надя Рушева.
Говорить о ней и радостно и горько: радостно потому, что, глядя на рисунки Нади, говоря о них, невозможно не почувствовать себя на высокой волне большого праздника, не ощутить доброго волнения; а горько потому, что самой Нади уже нет с нами.
Надя умерла семнадцати лет. Так мало прожив на этом свете, она, уйдя из него, оставила огромное художническое наследие — десять тысяч рисунков-фантазий.
Уже одна эта цифра поражает и заставляет невольно вспомнить утверждение Жюля Ренара, которым открывается его превосходный «Дневник»: «Талант — вопрос количества».
Да, это так. Талант щедр, и эта щедрость души, это стремление тратить свои душевные богатства без оглядки, отдать людям всего себя без остатка — несомненно, один из первых признаков, изначальное свойство таланта.
Но само собой разумеется, что о мощи таланта мы судим не только по количеству сделанного. Важно не только то, сколько перед нами рисунков, но и то — каких рисунков.
Я четырежды был на выставках ученицы обычной московской школы Нади Рушевой, и при каждом новом знакомстве с её рисунками они всё больше пленяли, покоряли, радовали.
Надины рисунки — это огромный, многообразный, богатый мир образов, чувств, идей, интересов. В её рисунках — и сегодняшний день, и историческое прошлое страны, и мифы эллинов, и современная Польша, и сказки, и пионерия Артека, и Древний Рим, и страшный Освенцим, и первые дни Октябрьской революции, те, что потрясли мир.
Многообразие интересов художницы поражает. Ей до всего в мире было дело. Всё её касалось. На всё откликалось её горячее, молодое и, увы, мало бившееся сердце.
Но эта широта художнических интересов не есть всеядность. Аппарат отбора, столь важный для художника, действовал у Нади строго и безошибочно. Что отбирала Надя для себя из практически безграничного богатства человеческой культуры?
Надя любила чистые, прекрасно белые, высокопоэтические мифы эллинов. Мифологическим мотивам посвящены многие её рисунки, и среди них — самые ранние. Уже восьмилетней девочкой Надя рисует «Подвиги Геракла» — цикл из ста маленьких этюдов.
Уже в ранних детских рисунках ярко видится будущий художник с его пристрастиями, с его своеобычным глазом и прекрасной гибкой линией, с его безошибочным чувством отбора и изящным лаконизмом художнического языка.
Это о первых рисунках восьмилетней Нади. А вот передо мной последняя композиция семнадцатилетней художницы. И опять тема — прекрасная эллинская сказка «Аполлон и Дафна». Этот небольшой, примерно в страничку школьной тетради, рисунок — поистине шедевр. Миф о боге солнца, муз, искусств Аполлоне, влюбившемся в прекрасную нимфу Дафну и отвергаемом ею, — один из самых поэтических созданий греческой мифологии. Влюблённый бог преследует предмет своей страсти. Но Дафна не хочет покориться богу, которого она не любит. Она убегает от него. Аполлон неотступно следует за ней. «Но всё быстрее бежала прекрасная Дафна. Как на крыльях мчится за ней Аполлон. Всё ближе он. Вот сейчас настигнет Дафна чувствует его дыхание. Силы оставляют её. Взмолилась Дафна отцу своему, речному богу Пенею:
— Отец, помоги мне! Расступись земля и поглоти меня!
Лишь только сказала она это, как тотчас онемели её члены. Кора покрыла её нежное тело, волосы обратились в листву, а руки, поднятые к небу, превратились в ветви лавра. Долго печальный стоял Аполлон пред деревцем и наконец промолвил:
— Пусть же венок лишь из твоей зелени украшает мою голову, пусть отныне украшаешь ты своими листьями и мою кифару и мой колчан. Пусть никогда не вянет, о лавр, твоя зелень! Стой же вечно зелёным!»
Так повествует Овидий в своих «Метаморфозах» о любви бога света Аполлона к нимфе Дафне, о непокорстве Дафны, о её мольбе и её победе над влюблённым богом, победе, купленной ценой жизни, но всё же победе.
Эту победу нимфы над богом, Дафны над Аполлоном, и нарисовала Надя в самой её трагической кульминации. Аполлон, уже настигший Дафну, протягивает руки, чтобы схватить свою жертву, но Дафна уже наполовину не Дафна. Из живого тела её уже возникают ветви лавра. С поражающей художественной находчивостью Надя уловила и отобрала наиболее сложный, наиболее драматический момент мифа. Она изображает как бы самый процесс перевоплощения Дафны. Она ещё человек, но одновременно уже почти деревце: у неё и живые человечьи руки и ветви лавра.
Исполнен рисунок изумительно скупо, точно, прозрачно. Линия упруга, текуча, завершена в первом и единственном движении пера.
Линия у Нади всегда единична и окончательна. Надя не употребляла карандаша, не пользовалась резинкой, не растушёвывала рисунок, не намечала предварительных направлений, не проводила множественных линейных вариантов. Линия одна, всегда окончательна, и материал, которым работала Надя, строго соответствовал самозаданию художника, её удивительной способности безошибочной импровизации. Тушь, перо, фломастер не терпят поправок и повторных попыток, а именно тушь, перо и фломастер любила Надя, изредка подцвечивая свои рисунки пастелью или акварелью.