Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми
Шрифт:
А еще у меня завелась сестра. Она увлеченно читала «Лоис Лейн», «Джимми Ольсена» и все комиксы про Супербеби или Бизарро. Еще был Легион Супергероев, писавшийся скороспелым и – судя по тому, что во взрослые годы он был больше семи футов ростом, – вероятно, гигантским пятнадцатилетним подростком по имени Джим Шутер [110] . В восьмидесятых он будет нагонять страх, став редактором Marvel Comics. Но истории юного Шутера были стремительны, язвительны и полны подлинного подросткового пыла, и юмора, и романтики. Личный состав Легиона разросся до тридцати супергероев, правдоподобно нарисованных ярких личностей, и не создавалось впечатления, что это перебор, – наоборот, хотелось еще. В уже предсказуемый мир Супермена и его многочисленных подельников Шутер ввел
110
Легион Супергероев (Legion of Super-Heroes, «Adventure Comics» № 247, 1958) – супергеройская команда путешественников во времени из XXX–XXXI вв., изначально строилась вокруг Супербоя и была придумана Отто Биндером и Элом Пластино для DC; Джим Шутер (р. 1951) писал этот комикс, начиная с «Adventure Comics» № 346 (1966).
Мне нравились эти истории, а еще «Флэш» и «Лига Справедливости Америки». Американские издания в моем лексиконе назывались «толстые комиксы». А еще за мое внимание сражались британские еженедельные журналы – похлипче и подешевле. Встречались смешные – «The Beezer», а также приключенческие – «Valiant» или «Lion». В этих последних, как правило, изображались приключения на Второй мировой войне – я покорно вчитывался, и они давили на меня мертвящей громадой истории, которой я едва избежал. Вторая мировая шла в комиксах уже четвертое десятилетие, и не приходилось сомневаться, что отважные ребята из мальчиковых журналов продолжат убивать и в восьмидесятых. Судя по статистике, журнальные вражеские потери в несколько раз превосходили реальные потери Германии в обеих мировых войнах.
«ХОТЬ И В ОЧКАХ, СТРЕЛЯЕТ ОН МЕТКО!» – поднялся одобрительный крик, когда принципиальный противник войны «Четырехглазый» Фостер признал ошибочность своей позиции и устремился в бой – мочить немцев в ликующем воодушевлении, какого ему, бывшему бухгалтеру, прежде не выпадало.
Жизнь не сводилась к одним лишь комиксам. Вокруг полно других детей, полно пространства – было где играть долгими часами без надзора взрослых.
Я был одержим космосом, астронавтами, созвездиями, НЛО – всем, что в небесах. Дабы утолить мою жажду знаний, мама вместе со мной записалась на занятия по астрономии, и там я послушно сидел, в воображении превращая сухие лекции про звездные величины и альбедо в научно-фантастические картины. Ходил я туда только ради телескопа и ради ощущения, будто я особенный и немножко не от мира сего. Юпитер. Кольца Сатурна. Кометы. Я все это видел. Я видел гусиный клин и был уверен, что это летающие тарелки. Я видел группу людей – мне сказали, это городские сатанисты-свингеры; в мантиях с капюшонами, со свечами в руках они поднимались по черной лестнице в большой дом через дорогу. А может, они были кающиеся монахи. Главное, что во всем крылся сюжетный потенциал.
В тот же год – мне уже исполнилось семь – мама три раза подряд, почти без перерывов, сводила меня на «Космическую одиссею 2001 года», и это, разумеется, оставило яркие впечатления, а космическое измерение жизни проступило отчетливее. В комиксах я искал таких же ощущений и в конце концов нашел в работах Джека Кирби для «Марвел». Бомба потускнела. К пяти годам я уже решил, что хочу стать писателем. Либо писателем, либо астронавтом, либо ковбоем.
Но жизнь не стояла на месте. Где-то там, на краю моего сознания, давно застрелили президента Кеннеди, а в июне 1968-го настал черед его брата Бобби. Мама в тот день плакала – как и двумя месяцами раньше, когда в Мемфисе убили Мартина Лютера Кинга. Снаружи смеркалось, и «дети цветов» стали замечать, какая жуткая лесная чаща чернеет в конце Пенни-лейн [111] .
111
Пенни-лейн – ливерпульская улица (и автовокзал), фигурирующая в одноименной ностальгической песне Пола Маккартни («Penny Lane»), записанной The Beatles в 1967 г. и выпущенной синглом вместе с такой же ностальгической и ливерпульской, но психоделической «Strawberry Fields Forever» Джона Леннона.
Отец опять остался без работы. Когда учительница в школе спросила, чем он занимается, я не знал, что написать. Он больше не стелил бетонные мозаичные полы, и его выгнали с должности цехового старосты рабочего кооператива «Фабрика мира», после того как он развязал полномасштабную войну между рабочими и управленцами.
Вскоре я уже регулярно мелькал в газетах – махал плакатом перед тем или иным бывшим местом отцовской работы. На фотографиях были мама, сестра и я – мы все, одетые безукоризненно, размахивали плакатами, упрекавшими начальство за то, что нашего кормильца выперли из очередного утопического социалистического кооператива. Мама продолжала работать стенографисткой на полставки и поддерживала все отцовские эскапады, пока отец не налажал, закрутив роман с девчонкой-подростком из движения «Запретить Бомбу»; ядерные осадки постепенно разъели нашу семью.
Вступив в отрочество и словно передознувшись иллюзорностью, я периодически выпадал в диссоциативное состояние: все казалось плоским и нереальным – я словно прозревал картонный бессмысленный мир, нарисованный на задниках, которых уже не потрогать. Даже комиксы как будто умерли – лишились магии, поблекли. Я очень четко запомнил ту минуту, когда мои игрушки перестали быть живыми, а пространство игры больше не умело стать тем, чем я его воображал, и превратилось в обычную комнату.
Время сгущалось вокруг меня, как желе. Я откапывал старые комиксы, года два-три провалявшиеся на дне коробки в бельевом шкафу, – но их словно населяли призраки. Эти несколько лет придали им странный лоск, покрыли страницы лишним слоем воспоминаний и смыслов. Я был точно охотник, что в лесу наткнулся на собственные следы и сообразил, что бездумно бродит тут уже давным-давно.
Эти папины шкафы так и стояли, пока отец не уехал, – машины времени, набитые трофеями веков. Кипы журналов, лондонского «Обсервера» и лондонской «Санди таймс», выходивших еще на заре шестидесятых, с фотомоделью Джин Шримптон и актером Теренсом Стэмпом на обложках или с девицами в «Пако Рабан» или «Куреж», разодетыми в предвкушении будущего, которое никак не желало наступать. Подростком создавая свой имидж, я вдохновлялся этими журналами. Это утраченное видение шестидесятых станет элементом моего внутреннего мира страстей и символов.
И я навязчиво размышлял о путешествиях во времени – все хотел нарисовать объект из пятого измерения и, искривив пространство, вырваться из школьных стен. Начинал с точки, затем по линейке рисовал прямую, затем строил квадрат, затем куб в перспективе, а затем голова раздувалась и от злости лопалась, а на языке оставался привкус высшего измерения.
Надо было внимательнее читать комиксы.
Глава 9
Бесконечные Земли
В 1961 году Джулиус Шварц придумал, как возродить старые бренды DC, вытесненные новым поколением героев. В отличие от педантично структурированного, взаимосвязанного мира «Марвел», вселенные DC пересекались скорее нечаянно, чем по замыслу, поскольку разные редакции внутри издательского гиганта конкурировали между собой. Прочие редакторы держались за свои бренды и персонажей, а офис Джули приступил к сборке стройной общей вселенной, где все супергерои DC станут дружить и сотрудничать.
Объединяя под одним брендом многочисленные версии персонажа, созданные для разных аудиторий, Джули изобрел фокус, который превратится в отраслевой стандарт. Шварц был строителем миров, и под его руководством вселенная DC стала «мультивселенной», где в одной точке пространства существовало бесконечное количество альтернативных Земель, и все вибрировали несинфазно друг другу, а потому никак не могли совпасть. Бесчисленные миры, и в каждом своя история и свои супергерои – эта идея кружила головы, и мир DC распахнулся бескрайним холстом.
В комиксе «Флэш двух миров» криминалист Барри Аллен читает старый комикс о приключениях Флэша Джея Гаррика. В мире Аллена (который вскоре назовут Землей-1) Гаррик – вымышленный персонаж комиксов; вдохновившись им, Аллен и выбрал себе супергеройское альтер эго – Флэша, Самого быстрого человека на Земле. Это не только подтверждало, что Барри, подобно своим читателям, любит комиксы, – это погружало персонажа и его аудиторию в сложную метаисторию, сверхъестественно похожую на крупномасштабные структуры нашей вселенной, которые ныне обсуждают космологи.