Суперигрушек хватает на все лето
Шрифт:
Я приехал. Я рассказал. Ему не понравилось.
Вопрос был закрыт. Кубрик никогда не принимал что бы то ни было частично. Не рассматривал предложение со всех сторон, не пытался извлечь из него хоть какую-нибудь пользу.
Когда мы только начали работать вместе, Стэнли дал мне прекрасно иллюстрированное издание «Пиноккио». Я не видел параллелей между Дэвидом, моим пятилетним андроидом, и деревянным созданием, которое в конце концов стало человеком. Получалось, Стэнли хотел, чтобы Дэвид стал человеком, а еще хотел, чтобы материализовалась Голубая фея. По мне, так не стоит сознательно
Работа со Стэнли была весьма поучительной. Моя беда в том, что я в течение тридцати лет наслаждался независимостью и не слишком хотел работать с, а если точнее, под кем-то. И все же наши отношения были дружескими. Если мы заходили в тупик, то вставали из-за стола и отправлялись поздороваться с Кристианой. Обычно она занималась живописью в большой пустой комнате с огромными окнами, открывающими вид на Кубриковы владения. Стэнли предпочитал сам готовить обед, который, как правило, состоял из стейка с бобами.
Я не видел свой коротенький рассказ полноценным фильмом, однако Стэнли говорил, что гораздо легче сделать кино из рассказа, чем из большого романа. В фильме примерно шестьдесят сцен, тогда как в романе их сотни, и каждая плавно переходит в другую.
Кроме того, сказал Стэнли, он же взял рассказ Артура Кларка «Часовой» — две тысячи слов, как и в «Суперигрушках» — и сотворил из него отличное кино. То же самое нужно сделать и с моим рассказом.
Лишь позже я осознал лукавство в его словах — рассказ Кларка направлен вовне, в Солнечную систему, тогда как моя история смотрит внутрь разумного создания.
Мы вновь принялись за работу. Каждый день я фиксировал все наши успехи в большой красной тетради. Вечером после возвращения домой мы с Маргарет обсуждали происходящее за бокалом вина, а после ужина я отправлялся в кабинет переписывать заметки из красной тетради в сценарий, выпуская диалоги, на чем настаивал Стэнли. Затем отправлял материалы по факсу. В те времена владеть факсом было круто, и этот аппарат здорово помог нам в работе. Выполнив обязательную часть, я описывал в своем личном дневнике события дня.
Однажды, когда, казалось, все финансовые рынки мира испытывали небывалый спад, Стэнли на полном серьезе заявил мне: «Брайан, срочно продавай свои акции и купи на вырученные деньги золотые слитки». Ему, видно, было невдомек, что мой золотой слиток получился бы размером с упаковку жевательной резинки.
Иной раз, когда мы садились работать, Стэнли, не раздумывая, отправлял в корзину все результаты вчерашних трудов. Неудивительно, что он дымил как паровоз и поглощал кофе литрами.
И все же мало-помалу дело шло. В феврале 1983-го я написал важный эпизод и отправил его Кубрику по факсу. Он позвонил мне, полный энтузиазма: «Великолепно! Я потрясен! О фантастических вещах следует говорить именно так, как будто это самое обычное дело. Ничего не нужно объяснять!»
Я: «Другими словами, надо обходиться с читателем/зрителем так, как будто он тоже часть будущего, которое вы описываете».
Стэнли: «Думаю, да. Не нужно перегружать его фантастическими деталями».
Я: «Чем больше вы объясняете, тем это менее убедительно».
Стэнли: «Похоже, у вас два стиля письма: один великолепный, а другой
Каждый остался при своем мнении. Больше мне не удалось угодить Стэнли так, как в случае с тем отрывком. И хотя во время работы мы не раз взрывались от хохота, прогресса было немного.
Стэнли оставлял от моего рассказа все меньше и меньше. Указывая, что, хотя фильм и должен содержать по меньшей мере шестьдесят сцен, ему необходимо по крайней мере восемь, как он называл их, «непотопляемых единиц». Три мы уже смастерили, переделав два моих ранних рассказа — «Все слезы мира» и «Гибельный профиль».
Метод непотопляемых единиц хорошо виден в фильме «2001: Космическая одиссея». Во многом тайна фильма кроется в контрасте между совершенно несопоставимыми сценами. Прекрасно этот способ работает и в «Сиянии». Простые надписи вроде «Месяцем позже» или «Вторник, 4 часа пополудни» ясно дают понять трепещущей аудитории, что вот-вот должно произойти что-то ужасное, и Джеку Николсону придется тяжелее, чем до этого момента.
Человек скрытный, Стэнли никогда не говорил, над чем еще работает. Лучше всех об этом сказал Аллен Нельсон в книге «Кубрик: в лабиринте кинохудожника». Нельсон приводит убедительные объяснения того, что многие восприняли как нестыковки (речь идет о «Сиянии») — он доказывает, что речь идет об обязательных приемах хоррора. И все-таки фильм был бы лучше, если бы Кубрик как следует проработал Венди Торренс — персонаж, сыгранный Шелли Дюваль. По мне, так леди слишком много тараторит без толку.
Неожиданно для себя я обнаружил, что Стэнли не знает точно, что делать дальше. Однажды он спросил меня, какого рода кино нужно снять, чтобы оно было таким же масштабным, как «Звездные войны», и в то же время поддержало его репутацию режиссера, занимающегося социальными проблемами.
Однажды, когда я приехал к Кубрику домой, он говорил только о спилберговском «Инопланетянине». Возможно, его впечатлило то, что весь фильм снят с бедра, чтобы имитировать взгляд на окружающее ребенка, — он делал то же самое в «Сиянии», когда хотел, чтобы зритель увидел мир глазами Дэнни Торренса. Кубрик любил фантастическое кино. Вместе с ним мы посмотрели «Бегущего по лезвию» Ридли Скотта.
Стэнли был убежден, что однажды искусственный интеллект одержит верх и заменит собой человечество. Люди недостаточно надежны, недостаточно умны.
Как-то раз мы попытались представить, что будет, когда Советский Союз рухнет и Запад пошлет танки-роботы и андроидов спасать то, что еще можно спасти. Дело было в 1982-м, и мы уже могли представить себе, что СССР когда-нибудь падет — но как это произойдет? При каких обстоятельствах?
Вскоре мы оставили мысли об этом. Но давайте предположим, что у нас получилось бы более-менее точно спрогнозировать события 1989 года за семь лет до того, как они произошли в действительности. Предположим, что мы вывели бы фигуру Горбачева в качестве президента СССР, и то, как Венгрия открыла возможность для восточных немцев выезжать в Западную Германию и вообще на Запад, то, как рушатся коммунистические режимы, как казнят диктаторов, как заканчивается «холодная война»… Уникальный момент истории человечества.