Суровые ведьмины будни
Шрифт:
Пришлось тащиться за новоявленным учителем.
К моему удивлению, эльф оказался толковым наставником, несмотря на свою манеру изъясняться. Его объяснения, при всей своей краткости, были достаточными, чтобы попробовать действовать самостоятельно. И вскоре я могла похвастаться тремя успешно заживленными порезами.
После этого мне доверили глубокую колотую рану бедра. Раненый демон, ветеран из личной гвардии Повелителя, с интересом наблюдал за моими потугами, словно не чувствуя боли, и даже подбадривал, когда я готова была разреветься от бессилия. Хлюпая носом и с виноватой благодарностью поглядывая на невозмутимого воина, я продолжала попытки
Изрядно устав после всех этих магических опытов, я все же нашла в себе силы дойти до библиотеки, после чего вернулась в спальню Туси с твердым намерением сегодня эту комнату больше не покидать.
День тянулся медленно, тягуче, словно время тоже устало после безумного потока событий, уместившихся в несколько последних дней.
Я успела одолеть половину "Хроник Галерона" - инкунабулы, внушающей благоговейное почтение своим весом и размером, периодически перемежая чтение здоровым сном. Несколько раз приходил эльф. Шаманил над телом моей подруги и опять куда-то уходил. В лазарет, наверное. А я оставалась. Сидела на краешке кровати, гладила тонкую руку и шепотом вспоминала наши многочисленные проделки, зачитывала вслух выдержки из "Хроник", надеясь, что она меня все-таки слышит и сможет должным образом оценить эти перлы изящной словесности...
Вечером я приказала принести ужин и мою одежду, решив переночевать не в кресле, а более цивилизованным образом, на кровати. Благо, места на этом гиганте от демонской мебельной промышленности было более чем достаточно. Засыпала я, утешаясь мыслью, что это напоминает наши совместные ночевки на моей квартире, вот только задушевные разговоры до утра нам сейчас, увы, не вести...
День начался для меня с рассветом, громко и неожиданно.
Первым пришел Альвиан. Как выяснилось, излишней вежливостью, когда дело касалось его пациентов, он не страдал и ввалился в комнату практически без стука. Не обратив ни малейшего внимания на мои возмущенные вопли вкупе с полупрозрачной ночной рубашкой, которую я пыталась прикрыть одеялом, осмотрел Тусю и сообщил, что ждет меня в лазарете через полчаса.
На смену ему прибежала горничная, сумевшая привести мою полусонную персону в порядок за рекордных двадцать минут. Это дало мне возможность прибежать в лазарет к назначенному времени и, вдобавок, твердо решить при первой же возможности научиться телепортироваться хотя бы в пределах замка.
После получения очередной порции знаний по целительству, мне пришлось убедиться, что положение хозяйки замка имеет и свои отрицательные стороны. Прислуга, здраво рассудив, что в отсутствие герцога все возникающие вопросы должна решить герцогиня, то бишь я, прислала ко мне разведчика в виде управляющего. Наверное, сочтя его наименее ценным членом коллектива. Через час, потраченный на добывание распоряжений у госпожи, упорно не желающей их отдавать, управляющий ретировался, оставив мне головную боль и стойкий комплекс неполноценности, так как выяснилось, что в делах хозяйственных я понимаю еще меньше, чем в магии.
После всего этого я с трудом вспомнила, что еще не завтракала, а мой внешний вид после посещения лазарета мало соответствует моему нынешнему положению. И потащилась в сторону замка, благодаря Стихии за то, что, по крайней мере, Баал справляется с гарнизоном самостоятельно и ничего от меня не требует.
Моя горничная, человеческая девушка с удивительно земным именем Глаша, и на этот раз оказалась на высоте, оперативно обеспечив меня ароматной ванной, прекрасным нарядом и аппетитным завтраком, сервированным на маленьком столике в Тусиной комнате. И все это без дополнительных распоряжений!
Увы, настроение, слегка улучшившееся после созерцания себя в зеркале, вновь стало портиться, стоило мне увидеть подругу, по-прежнему пребывающую в сне-обмороке. Хоть маг и уверял, что ее жизнь вне опасности, и сейчас она просто спит, глубина этого сна меня пугала.
Я заставляла себя есть, но кусок не шел в горло. Воспоминания о наших завтраках, о Тусиных шуточках-прибауточках над моей неисправимой совиной натурой, непрошенными гостями вторгались в мысли, заставляя слезы опять наворачиваться на глаза.
Как бы я хотела опять услышать ее голосок, елейно выводящий: "Марыся, дорогая, опять ты соль в кофе сыпешь..."
Глотая завтрак пополам со слезами, я поминала тихим проникновенным словом и подружкин талант находить себе неприятности; и того, кто этой самой неприятностью оказался, в красках расписывая, что именно его ждет в недалеком будущем; и то, что я устрою своей непутевой подружке, если она еще раз попробует учудить что-то подобное, и, вообще, не очнется сию же минуту...
Прервал этот грозный монолог исчезающее слабый голос, не лишенный, впрочем, фирменного ехидства:
– Жадюга. Опять одна жуешь. Нет, чтоб с подругой поделиться...
Туся
Что-то прикоснулось к моей щеке, вырывая из беспамятства. Было оно легким, мимолетным, но его хватило, чтобы царившая в моей душе тьма отступила, выпуская меня из своих чертогов.
Я поторопилась, лучше бы продолжала наслаждаться обволакивающим меня покоем. К тому, что предстало моим глазам, я оказалась не готова.
За небольшим столиком, рядом с кроватью, на которой я лежала, сидела Марыся и, глотая слезы вперемешку с едой, монотонным голосом повторяла слова, которых никогда не позволяла себе в той, нашей прежней жизни. Некоторые из них мне были неизвестны - она какое-то время жила в одной из бывших союзных республик, но смысл улавливался без труда.
Сводился он к одному: если я немедленно не открою глаза, то лучше мне этого никогда не делать.
Не знаю, кто как, но лично я в этом противоречия не видела.
Так что не это смутило меня, а слезы, которые текли из ее покрасневших глаз. Такого на моей памяти еще не было.
Сказав себе пару ласковых о том, кем надо быть, чтобы довести свою подругу-ученицу до подобного состояния, я посчитала, что чем быстрее привлеку ее внимание, тем быстрее услышу все, что она обо мне думает, раскаюсь, клятвенно заверяя, что такого больше не повторится и вымолю ее прощение.
– Жадюга! Опять одна жуешь. Нет, чтоб с подругой поделиться.
– Мой голос был неприятно слабым и хриплым. Но не это было важным - она меня услышала.
– Ах ты....
Все остальное я решила пропустить мимо ушей, посчитав, что недостаточно самокритична для того, чтобы это услышать.
Затем меня мяли, душили, снова мяли, опять душили, сопровождая все это всхлипываниями, вытираниями носа и угрозами прибить, если я еще раз вздумаю ее так напугать и... весьма подробным рассказом о том, как меня возвращали к жизни.