Сущность Эф

Фомальгаут Мария

Что такое, в чем дело, понять не могут.

А вот оно в чем дело.

Боу.

Стоит Боу, одной рукой сжимает мир Квиритов, другой рукой – мир халлов.

Вот так.

Двумя руками миры держит.

Не пускает.

Срывается на крик, на хрип:

– Да перестаньте вы! А ну прекратите, ком-му сказала! Что вы, в самом деле…

А потом говорит…

…и все удивляются, ай да Боу, надо же, как придумала…

– …дорогие туристы, пройдемте в следующий зал. С первого взгляда кажется, что в этой комнате нет ничего интересного и примечательного – но поверьте мне, это только кажется. Этот зал построен для одного-единственного события, для одной-единственной церемонии, и больше ни для чего не использовался. А ну-ка, кто может предположить, для чего создан зал?

– Договор подписать!

– Правильно, а какой?

– Э-э-э… об аренде чего-нибудь там…

– Верно, а чего?

– М-м-м-м…

– На самом деле все намного сложнее. Видите экраны по обе стороны комнаты? На самом деле это порталы, через которые в наш мир пришли две враждующие стороны, чтобы подписать…

Солнце клонится

к закату.

Ветер гонит по полю последние колоски.

Люди спешат к городу, закрывают ворота, кто снаружи остался, тот пропал.

Полночь на часах.

Кончилось время квиритов.

Исчезает крест на высокой башне, тускло мерцает на башне причудливый трилистник в свете луны.

Ликуют кельты. Началось их время.

Имболк пришел.

– …уважаемые туристы, обратите внимание на памятник на набережной…

А у памятника на набережной джинсики розовые.

И рюкзачок.

А на рюкзачке британский флаг.

Юджин

Юджину страшно, Юджину вообще редко бывает страшно, обычно Юджин собранный, деловой, другим его никто никогда не видел – но это при свете дня, а вот с наступлением ночи – это да, просыпаются какие-то страхи даже не из детства, а вообще откуда-то из прошлой жизни, когда сам Юджин еще не был Юджином. И угораздило же его отпустить экипаж, а в такое время не то, что кэб не поймаешь, в такое время даже пешком не дойти. Юджину страшно, Юджин знает, что в такие ночи не спрятаться, не скрыться от… здесь Юджин боится сказать страшное слово – вот Юджин и бежит по улице, наплевав на все правила приличия, боязливо косится на темную гладь воды, не мелькнет ли там что-то темнее самой ночи… показалось… нет, не показалось, точно, что-то темное, глубокое, хищное приближается, все быстрее, быстрее, быстрее. Юджин ускоряет бег, после двух бокалов бег ускоряться не хочет, улица качается и приплясывает то ли от ветра, то ли под ногами. Что-то темное вытягивается из воды, ползет в сторону молодого человека, то ли извилистые щупальца, то ли длиннопалые руки, то ли еще что-то, что не привидится даже в самом страшном ночном кошмаре. Прохожий хочет позвать на помощь, – голос не слушается, срывается на хрип. Надо бежать – и не бежится, ноги как будто приросли к земле, и одинокий фонарь у дома кажется бесконечно далеким, таким далеким, что до него не добраться даже за тысячи лет. Юджин спотыкается о темноту ночи, падает на ступеньки крыльца, последним усилием воли дотягивается до двери – молит небеса, чтобы хоть кто-то услышал слабый стук. Юджин знает, что нельзя оборачиваться – и не может удержаться, не может не обернуться, не посмотреть в лунно-желтые глаза, в которых, кажется, отражается сама вечность… …Юджин просыпается, Юджин говорит себе – этого не было, не было, не было, потому что… просто потому, что быть не могло. Входит слуга, ну и напугали вы нас, хозяин – хозяин сжимает зубы, значит, все-таки было, значит, все-таки не сон, древнее проклятие вышло из пучин моря. Так было в ту ночь, когда без вести пропал отец, так было в ту ночь, когда умерла мать, так было и в ту ночь, когда буря разрушила половину городка, и он ушел на дно. Что поделать, непрочный городок, ой, непрочный, построенный на сваях над морской пучиной, он и достался Юджину непрочным в наследство от отца, а пару лет обветшал еще больше, и все-то надо чинить, а где средства взять, а вот как фабрика начнет прибыль приносить, вот и средства будут. Дымит фабрика, коптит небо фабрика, открывает стоки, сбрасывает в морские пучины черное маслянистое месиво. Юджин проходит мимо двух рабочих, слышит обрывок беседы, слыхал, сегодня чего из моря выловили, нечисть какую – Юджин не дослушивает, что за нечисть, поспешно уходит. В городе темнеет, в это время вообще темнеет рано, а в пасмурные дни еще раньше, и уже не видны в тумане маяки соседних городов, говорят, вчера опять два корабля не доплыли, может, заблудились, а может, уже и всё… Юджин хочет послать спасательную экспедицию, старый капитан спохватывается, да вы что, что, молодой господин, так мы половины флота недосчитаемся… Юджин уже и сам понимает, что сморозил что-то не то, много еще чему надо учиться Юджину, много… Темнеет, пора домой, скорее, скорее, пока чернильно-чернично-черная тьма не поглотит город на сваях. Экипаж, экипаж, скорее экипаж, и домой, на крыльцо под светом одинокого фонаря, и дальше в большой зал, по мраморной лестнице в комнаты, где слуги уже напустили ванну… Юджин раскрывает книгу, которая лежит на краю стола, читает – …каждое новолуние выходили из пучин тьмы за очередными жертвами… – в страхе захлопывает книгу. Аура ждет, Аура высматривает, выслеживает, выщупывает чуткую тишину ночи, ищет жертву, слышит гулкие шаги по мосткам – туп-туп-туп, чувствует знакомый запах, чует кровь, живую горячую кровь внутри мясного бурдюка, стоит только вонзить клыки… Аура плывет – резко, стремительно, взмахивает рыбьим хвостом, плавниками, вытягивается с мостков в темноту ночи, выжидает, высматривает, вот он идет, молодой, тощий, богатый наследник чего-то там, он по фабрике ходит, и книжки еще читает, и много еще чего. Дымит фабрика, дымят трубы, поднимается в темное небо сизая копоть, открывается слив. Юджин велит слуге задернуть шторы, чтобы не видеть темноту ночи за окном, чтобы не чувствовать на себе чей-то взгляд, он не уходит, он манит, он притягивает, он… Юджин зажмуривается, чтобы не видеть – бесполезно, всё бесполезно, даже сквозь веки просвечивает лунный взгляд, из которого смотрит сама бездна. Спать, спать, приказывает себе Юджин, спать, завтра вставать рано, Юджин спит, видит сон, как он идет по улице, нет, это не сон, мостки качаются под ногами, холодок ночи пронизывает до костей, дымный смог поднимается над городом, плещется черная вода далеко внизу, лижет сваи, хочет сточить город. Юджин стряхивает с себя сонное оцепенение, заставляет себя идти к дому, к дому, где качается на крыльце одинокий фонарь – нет, снова сумасбродят и лихоманят лунные глаза, снова тянут за собой в бездну, зовут, зовут… Юджин бежит туда по мосткам, поднимается на старую баржу,

кто-то из матросов хочет шугануть Юджина, узнает – почтительно отступает. Аура зовет, Аура смотрит, Аура умеет смотреть, Ауру учили, вот так посмотришь на человека, он к тебе придет. Аура зовет – не дозовется, не получается у Ауры позвать, не получается вырваться из клейкого, черного, маслянистого – тянет, захватывает со всех сторон… Юджин наклоняется, высовывается за борт, сильнее, сильнее, чуть не падает, еле-еле видит в темноте чернично-черной ночи что-то еще чернее, что-то, пропахшее черным, маслянистым, что-то еще не мертвое, но живым уже назвать нельзя. кто-то подхватывает Юджина, держитесь, держитесь, Юджин тычет пальцем в море, срывается на крик, взять-взять-взять, лови-лови-лови, я вам за что плачу, люди подцепляют сетями смрадное нечто, брезгливо тащат на палубу, Юджин снова кричит – воды, воды, да не этой, не морской, а чистой, чистой воды, как нет, быть того не может, полцарства за воду… Кучер испуганно шарахается, когда видит что-то смрадное, черное, промасленное, Юджин не слушает кучера, тащит нечто в экипаж, снова срывается на крик, я вам за что плачу, и отмоете, и пожалуйста, и сиденья новые купим, и что там еще, и экипаж новый, и вообще… экипаж несется по пустынной ночной улице, кучер едва сдерживает перепуганную лошадь, тихо, тихо, Гарпия, что ты, в самом деле, лошадь не слушает, лошадь встает на дыбы. Юджин тащит нечто по ступенькам крыльца, по большому залу, наверх, в ванну, кивает старому дворецкому, врача, врача вызовите, или нет, ветеринара, или нет, врача, не знаю, я, кого… Что значит – невозможно, да я вам хоть сколько заплачу, делайте хоть что-нибудь, я не знаю, что… Юджин зажигает тусклую лампаду, задергивает шторы, чтобы не видеть подступающий шторм, закрывает окно, чтобы не слышать грозу, смотрит на нечто, распростертое на кровати, кое-как отмытое от черного масла, что там про жабры говорили, чем промывать, Юджин чистит жаберные щели едко пахнущей жидкостью, сбрызгивает водой, гладит разметавшиеся по подушке изумрудные волосы, спрашивает в пустоту – что, что это было, уже понимает, что не получит ответа – никогда, никогда, никогда…

В количестве 61 штука

Оружие.

Нет.

На оружие не похоже.

Передатчик.

Нет.

Тоже не похоже.

Детали чего-то, чего-то…

…чего?

ПРИКАЗ

ДОСТАВИТЬ

Запоминаю, что доставить. Думаю, как записать в память то, что я первый раз вижу.

…предметы продолговатые с плоским утолщением на конце…

…нет, не так.

…продолговатые обрезки металла с круглым сечением, заостренные на конце…

…и тоже не так.

…продолговатые обрезки металла с круглым сечением, на одном конце заостренные, на другом имеющие плоское утолщение, перпендикулярное самому отрезку…

…как-то так.

…в количестве 61 штука.

Или нет.

…в количестве 61 штуки.

С ревом и грохотом сияющая стрела поднимается в небо.

Путь неблизкий.

Тысячи лет.

Звезды, звезды и звезды – насколько хватает глаз. Я вижу космос, хорошо вижу, там, где мои заказчики видят два цвета, я вижу сто цветов, там, где они видят три цвета, я вижу миллион.

Тысяча лет пути.

Выверяю курс.

Резонатор?

Не похоже.

Источник энергии?

И близко нет.

…дугообразные металлические предметы с круглыми отверстиями по краям.

Вот так.

Похоже.

…в количестве шести штук.

Пока никто не видит, раскладываю дуги в разном порядке, выстраиваю из них причудливый орнамент, – ничего не происходит. Догадка приходит сама собой, беру продолговатые заостренные обрезки, вставляю в отверстия – подходят идеально, ай да я.

Но ничего не происходит.

Ни-че-го.

Смотрю на дуги – здесь должно быть еще что-то, еще, еще, еще, понять бы еще – что именно.

Триста лет пути.

Слушаю звезды.

Звезды говорят со мной. С заказчиками не говорят, а со мной очень даже.

Там, где они слышат тишину, я слышу голоса звезд.

ЗАПОМНИТЬ

…плоский и острый металлический предмет…

…нет, не так.

…плоский металлический предмет, заостренный на конце. На другом конце предмета находится отверстие, в которое вставлен материал непонятного происхождения…

Две штуки. Разной формы.

Нет, не так.

Но не знаю, как надо.

– Что это?

Смотрю на предметы, которые выложил передо мной заказчик.

– Что это?

– Нет данных.

– Но…

– …нет данных, – заказчик смотрит на меня в упор, – отвезете в пункт назначения.

– Можно узнать цель доставки?

Никогда не спрашивал цель доставки, всегда и так было все понятно, – вот до этого момента, когда заказчик положил передо мной…

– Цель доставки?

– Нет данных.

Киваю:

– Понятно… засекречено.

– Не засекречено. Нет данных.

Понимаю, что очень-очень засекречено.

Семьсот лет пути.

Начинают появляться сомнения, что я везу, куда я это везу, зачем, зачем, зачем, почему…

Смотрю на пункт назначения. Первый раз слышу про такой пункт, рукав Ориона, что такое вообще этот Орион… Высчитываю координаты, да там нет ничего, быть там ничего не может.

Закрадываются сомнения. Нехорошие. Недобрые. Что или кого я убью этими кусками металла. Почему-то мне кажется – что-то или кого-то убью.

Пытаюсь пристроить к дугам заостренные плоские предметы.

Ничего не получается.

Нет, все-таки здесь что-то есть. Мертвые планеты, тусклые остатки магнитных полей. Смотрю на записи, понимаю, что ничего мне эти записи не дадут, третья планета, какая третья, если их всего две, какой наклон оси, нет тут никаких наклонов, какой спутник, и спутников никаких нет, какой оксид водорода, вы о чем…

Ищу координаты, широта, долгота, кто и когда это писал, ни на одной из планет на этой широте и долготе нет ничегошеньки, ни-че-го, да должно ли там вообще что-то быть…