Суть острова. Книга 1 (Добудь восход на закате)
Шрифт:
— Не зажмочусь, да и банки не люблю. Телевизор есть?
— Еще чего! За сто пятьдесят ему телевизор подавай! И телефона тоже нет. И стиральной машины, и патефона, и… Радио есть. Три программы.
— А плита? Кровать хоть есть?
— Обижаешь, Сиг. Кровать настоящая, шкаф в комнате есть, плита газовая, не спали дом. Абажур, туалет отдельный. Душ работает, ванна не работает. Зимой тепло. Соседи в соседней квартире тихие. Крыс нет уже второй год, санэпидстанция всех вытравила, вместе с бомжами и кошками. Одним словом —
— Стоп! При чем тут пять звездочек? Про проставку никакого разговора не было, тем более, что я не пью! — Сигорду не улыбалось ко всем безумным тратам добавлять еще и проставочные, которые не меньше чем в полтинник встанут, плюс пьяная компания в его жилище!
— Да я про гостиницу говорю, а не про коньяк, что, мол, отель пять звездочек! А ты сразу жилиться! Роза мне говорила про твой зарок, так у нас их каждый второй каждую неделю дает, зароки эти, а потом взад забирают и мордой в грязь! Пьянь на пьяни живет и пьянью погоняет.
— У меня не так. Сказал — значит в завязке.
— Если будешь буянить и все портить, а главное — не платить, враз выгоню, у меня есть кому пожаловаться, так и знай.
— Сама не наезжай попусту, — дерзко огрызнулся Сигорд, — и тогда все будет в шоколаде, без единой проблемы. Когда дворец будем смотреть?
— Хорошо бы, чтобы в шоколаде… Сначала все соловьями поют. Что? Так если у тебя время есть, сейчас же и пойдем, это недалеко отсюда.
— Сколько недалеко?
— Я обычно от дому до барахолки своим ходом за пятнадцать минут добираюсь. Четыре квартала. Устраивает?
— Более чем.
Патя обернулась к Розе, молча и сосредоточенно сидевшей у своего лотка, — та видимо напрягала слух, пытаясь разобрать беседу:
— Роза, мы пошли! Пока! Вечерком поговорим! — Патя жестами подтвердила свои намерения и при последних словах залихватски мазнула по шее ладонью. Роза ответила, и хотя шум между ними помешал услышать — что именно, обе подруги не усомнились, что поняли друг друга правильно.
Патя вышла с территории барахолки и взяла курс на запад. Через десять минут Сигорд осторожно возликовал: путь шел прямехонько к промышленной свалке, это в перспективе делало его будущую жизнь еще проще и удобнее. Еще пять минут — и действительно:
— Пришли. Вот он — мой дом. Вот мои окна: одно сюда выходит, а другое во двор.
— Так у тебя что, первый этаж?
— А ты какой хотел? Пятый? Так в него с крыши течет. Чем недоволен-то?
— Нет, я просто спросил. Поначалу-то не сообразил, привык, что всегда живу на… повыше, чем на первом.
— Так тебя устраивает, или нет? Или зря сюда шли?
— Этаж мне по фигу, если остальное в порядке.
Сигорд с робостью озирал предполагаемое жилище: не верилось, что он — и вдруг получит право здесь жить. Унитаз не только с подковкой-сидением, но даже и с крышкой… Вода в кране холодная и горячая — любую выбирай!
— Ванна не работает. Слив засорен. Во всем стояке засорен, сверху до низу, а не только у меня. Дом-то тридцать лет без ремонта.
— А ты говорила — душ есть?
— Есть. Если договоримся — научу пользоваться. Это вон там. За ширмой.
Входная дверь вела не прямо в комнату, а в «тамбур», тесный коридорчик метра на два квадратных, но и он показался роскошью ошеломленному Сигорду. Под потолком не просто лампочка, а плафон на два гнезда. В совмещенном санузле не просто лампочка, а матовый плафон поверх. В коридорчике — и то абажурчик, но лампочки в нем нет.
— Да, светло у тебя здесь, несмотря что первый этаж. Вот что значит — два окна!
— А то! Окна я недавно вымыла, все чин-чинарем. Мебели-то много у тебя?
— Своей? Еще не знаю. Я не люблю заморачиваться и обрастать. Как правило, мне хватает съемного.
— Хозяин барин. У меня лишнего нет. На кровати комплект белья застелен — стираный. Будешь съезжать — отдашь. Остальное — сам стели, свое. Стол, оба стула, кухонный стол — все здесь оставляю, живи, пользуйся, только не ломай.
— Занавески с окон забираешь?
— Занавески? — Патя сморщила нос, обнажив толстые желтые зубы, и уставилась на занавески, закрывающие уличное окно. Потом скрипнула шеей и уставилась на другие. Явно забыла она о занавесках и теперь думала.
— А тебе они мешают?
— Да нет. Пусть висят, есть не просят. — Сигорд испугался вдруг, что сейчас воспоследует попытка надбавить плату. — А хочешь — забирай, если сердцу дороги. Снимай и забирай свои пылесборники.
Потолки в комнате далекие, метра три с кепкой, кольца с карнизов снимать — высоко надо лезть, и Патя вздохнула.
— Ну пусть висят, раз не мешают. Так что решил-то?
— А что половицы так скрипят?
— Старые, вот и скрипят. Так паркет и того хуже скрипит, да и натирать его надо, не то облупится. А половицы покрасил раз — их на три года хватает и больше, знай подметай, не ленись, да тряпкой протирай. Тряпка и ведро под умывальником. Так что? Подходит тебе, нет?
— Подходит. Итак: сто пятьдесят в месяц, плюс поборы — двадцатник.
— Какие поборы? — Патя вылупила глаза на Сигорда, не понимая, откуда на нее валится еще двадцатка.
— Сама же говорила про коммунальные услуги и свет.
— А-а. точно, да. Там как раз двадцатник и выходит, может немножко больше.
— Ты же говорила — шестнадцать выходит на круг, вместе с водой и электричеством, а до двадцатника округляем тебе за труды.
— А вдруг ты почем зря электричество жечь начнешь, — нашлась Патя. — дело-то к зиме катится.
— А батареи на что? Или не греют? — Патя замялась.
— Да греют, куда им деваться, но котельной-то не я заведую. Хорошо, пусть двадцатник. Сто пятьдесят и двадцать… куда я очки-то девала…