Суть Времени 2012 № 3 (7 ноября 2012)
Шрифт:
Далее, огромное число военных конфликтов и в Африке, и в Азии происходит между этническими или племенными группами, исповедующими одну и ту же религию. И идут эти конфликты не между культурами, а за ресурсы — территории, скот, пастбища, воду и т. д. — как и сотни или даже тысячи лет назад.
Хантингтон в последующих публикациях («Если не цивилизации, то что?», «Кто мы?» и других) пытается отвечать на возражения. Однако его ответы старательно обходят большинство конкретных «критических стрел». Сначала он оговаривает, цитируя автора «Структуры научных революций» Томаса Куна, что «для того, чтобы быть принятой в качестве парадигмы, теория должна выглядеть лучше, чем ее соперники, но от нее не требуется объяснять все факты, с которыми
Хантингтон перечисляет: конфликт идеологий времен Второй мировой и холодной войн — ушел в прошлое. Концепция разделенных первого, второго и третьего миров рушится у нас на глазах по мере модернизации развивающихся стран. Деление мира на богатый Север и бедный Юг или отнесение стран к демократическим и недемократическим — нередко спорно и помогает понять мир лишь отчасти. В официализированную систему международных отношений, кроме множества государств, настойчиво вмешиваются религиозные, политические и экономические союзы, ТНК, некоммерческие организации, частные лица и т. д. Единой и окончательной универсальной мировой цивилизации (по Фукуяме) в обозримой исторической перспективе не может быть, потому что «только всемирная власть способна создать всемирную цивилизацию». Но тогда, спрашивает Хантингтон, в какую систему координат, кроме цивилизационной, можно поместить современный мир?
При этом уже в статье «Если не цивилизации, то что?», вышедшей в конце 1993 г., Хантингтон пишет об опасности для Америки идеологии мультикультурализма и, прежде всего, предоставления особых прав «цветным» и инокультурным группам. И подчеркивает, что «это способствует столкновению цивилизаций внутри США…».
И наконец, в одной из последних крупных работ «Кто мы?», опубликованной в 2004 г., Хантингтон до конца проговаривается о целях, которые ставили инициаторы вброса и раскрутки его концепта. Он пишет: если у Америки не будет существовать определенного «образа врага», то единству общества может быстро прийти конец. Чтобы не потерять единство и национальную идентичность, Америке необходимы враг и война за пределами страны… Тут и выясняется в полной мере, зачем после окончания «холодной войны» начали готовить и «раскручивать» этот явно «подударный» и противречивый концепт и зачем он был «взят на знамя» — именно как концептальное оружие! — командой президента Буша-младшего.
Подударность этого концепта, между тем, была ясна с самого начала, и не только из его критики, перечисленной выше. Концепт имеет право на это название лишь постольку, поскольку строится на серьезном научном фундаменте. А Хантингтон положил в основу своих концептуальных наработок принадлежащий Освальду Шпенглеру и развитый Арнольдом Тойнби принцип выделения цивилизаций как «монад».
Тойнби в огромном 12-томном труде «Постижение истории» определил свой исследовательский подход как «культурно-историческую монадологию». То есть, перенес данное Лейбницем тремя столетиями ранее философское понятие «монады» — автономной, полностью закрытой от любых внешних связей сущности — на цивилизации, основанные на религиозно-культурной отличительности и даже исключительности.
Но «религиозно-культурную монаду» можно вообразить (хотя с трудом) в какой-нибудь затерянной межгорной долине, где небольшое племя живет средневековым укладом в полном отрыве от остального мира. А в глобализированном мире какие «монады»?! В нем «монады», по определению, невозможны!
Хантингтон не раз признает, что, мол, и границы между цивилизациями размыты… и «страновое» деление мира нередко содержит на одной территории несколько разных «цивилизационных анклавов»… и с «монадным» единством религиозно-культурного фундамента цивилизаций есть сложности (и не только на «угасающем» Западе)… Тем не менее, и он сам, и его «группы поддержки» в ученом и политическом
Однако к середине первого десятилетия XXI века властную команду президента США Джорджа Буша концепт Хантингтона явно перестал устраивать.
Во-первых, сам Буш постепенно меняет свою публичную риторику, все дальше уходя от первоначальной «военно-цивилизационной» заявки 2001 года на «крестовый поход против исламской угрозы». Сначала эта риторика была заменена на «войну с радикальным исламом», а далее — смягчена до «борьбы с терроризмом».
Во-вторых, госсекретарь США Кондолиза Райс 20 июня 2005 года заявила в своем выступлении в Американском университете в Каире: «В течение 60 лет моя страна… преследовала… на Ближнем Востоке цели стабильности, поступаясь при этом демократией, — и мы не достигли ни того, ни другого. Мы меняем курс… Настало время отбросить все оправдания, сдерживающие тяжелую работу демократии».
А через три месяца президент Буш, выступая в США в Национальном фонде демократии, уточнил: «Мы поощряем наших друзей на Ближнем Востоке… Мы вместе с диссидентами и ссыльными против деспотических режимов, потому что мы знаем, что сегодняшние диссиденты завтра будут демократическими лидерами».
О том, чем была вызвана столь резкая и решительная «смена курса», заявленная Райс, Бушем и далее многими другими, — мы подробно написали в книге «Политическое цунами». Здесь я лишь напомню главное для нашей темы.
К этому времени стало предельно понятно, что США, даже при поддержке некоторых стран НАТО (которая оказалась гораздо меньше, чем предполагалось) — «не тянут» одновременно две войны в Ираке и Афганистане, а заодно еще и «глобальную контртеррористическую войну» с «Аль-Каидой». Нет достаточного количества солдат и, главное, нет того «имперского драйва», без которого любые легионы с любым оружием побеждать не могут.
То есть, опыт начатой в рамках концепции Хантингтона американской «конфликтно-цивилизаторской пробы пера» быстро показал, что даже реализовать цель официально принятой Стратегии национальной безопасности США — «победное ведение одновременно двух локальных войн в разных регионах мира» — Америка не в силах. А ведь у Хантингтона в его концепте было напоминание о том, что «В среднесрочной перспективе основная борьба завяжется между Западом и странами, принадлежащими к «исламской» или «конфуцианской» цивилизациям…». И становилось ясно, что если уж с «исламской цивилизацией» возникли такие проблемы, то с Китаем эти проблемы будут на порядок сложнее.
А значит, США было нужно срочно и активно пересаживаться на другую «концептуальную лошадь». Такую, которая станет новым — и посильным для Америки — концептуальным оружием.
Об этом — в следующей статье.
Война идей
Под либеральной маской
Наглость, с которой наши западники, обнимаясь с нацистами, попрекают нацизмом ни в чем не повинный русский народ, стократно кроет все их прежние рекорды
Мария Мамиконян
Каково подлинное содержание неолиберализма, знамя которого вывешено на фасаде западного дома, в который российская власть уже два с лишним десятка лет намеревается ввести страну — без видимого успеха, но с неослабевающим упорством?
Наши либероиды-западники уверяют, что это всё тот же, испокон веку известный и лишь слегка подправленный в соответствии с современностью буржуазный либерализм. И ругают наших консерваторов-почвенников, власть и «немытую Россию» за вопиющее несоответствие западным стандартам, мешающее «подлинным либералам и демократам» слиться в экстазе со своими духовными братьями.