Суть Времени 2013 № 12 (23 января 2013)
Шрифт:
Таким образом, непричастность человека злу никогда не является результатом его свободного выбора. Непричастность злу — везение, счастливый лотерейный билет, не более того.
Чем интересна для нас концепция Кавани? Новизной? Нет. Проблема крайне сложного соотношения тонкой культурной пленки (образовавшейся, по историческим меркам, относительно недавно) и всей многотысячелетней толщи дочеловеческого, звериного в человеке — поднята задолго до нее. Фридрих Ницше описал соотношение культурного и дочеловеческого начал формулой: «Культура — лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным
Значит, дело не в том, что Кавани вступает на нехоженую тропу. А в чем?
Интересны последовательность и настойчивость, с которой она транслирует средствами кино свою концепцию, притом, что концепция — ложная, и сама она это понимает (ниже я приведу аргументы в пользу данного утверждения). Действует Кавани наступательно. Если в фильме «Ночной портье» (1974 г.) она опирается на единичный пример (ведь не всякая заключенная концлагеря воспламенялась страстью к своему мучителю, как героиня ее фильма), то в более поздней работе «Шкура» (1981 г.) расширяет «доказательную базу». Вместилищем зла под воздействием обстоятельств — немецкой оккупации — здесь становится уже не отдельный человек, но население целого города.
Сюжет фильма основан на автобиографическом романе Курцио Малапарте, осуществлявшем в 1943 году связь с вошедшими в Неаполь представителями Пятой американской армии. Этот роман, опубликованный в 1949 году, вызвал в Италии большой скандал — итальянцы отказывались узнавать себя в персонажах, изображенных автором. Еще бы! Малапарте писал: «Вы даже не представляете себе, на что способен человек… чтобы спасти свою шкуру… Сегодня терзаемые и терзающие, убиваемые и убивающие люди совершают вещи удивительные и омерзительные, но уже не во имя спасения своей души, а для спасения собственной шкуры…»
Неаполь, каким застают его американцы после немецкой оккупации, в фильме Кавани вполне сравним с Содомом и Гоморрой. Голод и нищета довели жителей до полной утраты человеческого облика. Все женщины торгуют телом. Последнюю оставшуюся в Неаполе девственницу собственный отец ежедневно выставляет на унизительный «аттракцион» — всего за один доллар любой желающий может убедиться, что она таки девственница. Не более милосердны к своим отпрыскам матери, за пачку сигарет продающие малолетних сыновей марроканским солдатам.
«Некоторые слои населения плохо жили еще до войны, и во время немецкой оккупации с ними произошли жуткие вещи, они накапливали страшный опыт, и мне хотелось это показать», — так объясняет Кавани свой интерес к данному сюжету.
Начав с благого намерения помочь человечеству разобраться с истинной природой фашистского зла, Кавани поворачивается на 180 градусов и идет в атаку на гуманизм, ненавистный фашистам. Ведь идея неспособности человека противостоять натиску «раскаленного хаоса» (или, по Фрейду, влечений, кишащих в глубинах бессознательного) враждебна гуманизму, настаивающему на том, что человек способен отстаивать идею добра — то есть бороться со злом. «И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами… И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?..»
Характерно, что на путь войны с гуманизмом вступила не одна Кавани. Шарлотта Рэмплинг — «культовая актриса» Кавани, исполнившая в «Ночном портье» главную роль, — годы спустя сыграла в фильме японского режиссера Нагисы Осимы «Макс, моя любовь» супругу английского консула в Париже, снедаемую на сей раз страстью уже не к мучителю-эсэсовцу, а к шимпанзе по кличке Макс.
Дело не ограничилось Кавани и ее ближайшими соратниками — целый круг представителей творческой элиты Запада включился в информационно-психологическую войну против гуманизма. Впоследствии австрийский психотерапевт Виктор Франкл назовет этот обширный процесс «дегуманизирующими тенденциями, повсеместно берущими верх».
Но ведь информационно-психологическая война никогда не ведется только против той или иной идеи. Она ведется также против носителей идеи. А кто был основным носителем идеи гуманизма — идеи о непобедимости человеческого в человеке? Правильно, жители СССР! Навешивая на СССР ярлык «жуткий тоталитарный монстр», наши враги прекрасно осознавали, что в ХХ веке именно коммунизм, базирующийся на накаленной вере в возможность человеческого восхождения, вобрал в себя гуманистической пафос предшествующих столетий.
Но вернемся к Кавани и ее концепции. Кавани, проникшись идеями Фрейда о всевластии бессознательного, как бы не замечает оппонента Фрейда — упомянутого выше Виктора Франкла. Между тем, к 1962 году, когда Кавани монтировала фильм-хронику «История Третьего рейха», и уж тем более к 1974 году, когда она снимала фильм «Ночной портье», имя Франкла было широко известно на Западе. Его книги уже вышли большими тиражами. И Кавани, относящая себя к интеллектуалам и особо интересующаяся психологией, просто не могла ничего не знать о его взгляде на человека.
В чем состояло основное возражение Франкла Фрейду?
Франкл считал Фрейда представителем глубинной психологии, а самого себя — вершинной психологии.
Фрейд утверждал, что «когда человек задает вопрос о смысле и ценности жизни, он нездоров, поскольку ни того, ни другого объективно не существует; ручаться можно лишь за то, что у человека есть запас неудовлетворенного либидо».
По мнению Франкла, если рассматривать человека только через призму либидо (неутоленных влечений), мы увидим всего два уровня: биологический (физиологические рефлексы) и психологический (психологические реакции). Но человек — больше, чем биология и психика. «Человек — это дух», — говорит Франкл. Телесное и психическое свойственны как человеку, так и животным. Духовное — только человеку.
Фундаментальная особенность человека как существа духовного — стремление к смыслу и способность к самотрансцендентации. То есть к выходу за пределы самого себя, к постоянной направленности вовне, на кого-то или на что-то — на служение делу или богу, на любимого человека.
Франкл сравнивает человека с самолетом. Самолет может передвигаться по земле, не переставая быть самолетом. Но лишь взлетая, он доказывает, что он самолет. «Точно так же человек начинает вести себя как человек, лишь когда он в состоянии преодолеть уровень психофизически-организмической данности…»