Суть времени #23
Шрифт:
Возможно, современность так опрощена, что можно на бумаге, где нет грифа секретности, писать о том, что нужно предоставить секретные бумаги. Я осторожен в суждениях и не хочу забегать вперёд. Может быть, это и так. Но вопрос есть.
Так же, как есть вопрос о том, почему сведения, составляющие гостайну, должны передаваться по факсу. «Прошу вас направить факсимильной связью на телефоны»… И даются телефоны.
Это тоже, знаете ли, упрощение такое, что дальше некуда. Я не кричу: «А, попались!» Я этот след, может быть, и неверно беру, но на всякий случай его всё–таки отмечаю. Отмечаю, как и всё остальное.
Евгений Кириченко рассказывает некую историю о том, как 18–го января, после выхода Буданова из тюрьмы, он должен был встретиться с Будановым, встреча не состоялась, и 12–го был убит адвокат Маркелов, представлявший на процессе интерес чеченской стороны. Убийство произошло в двух шагах от места предполагаемой встречи. Той встречи, на которую Буданов не пришёл. Значит, говорит Кириченко, его «кто–то предупредил». Моя бабушка в таких случаях говорила: «А нельзя ли дальше подробнее?»
Что именно, утверждая это, говорит господин Кириченко? Я просто ставлю вопрос. Мне кажется, что в таких вопросах надо быть достаточно детальными…
Я лично, например, совершенно не понимаю – почему, в силу каких таких таинственных обстоятельств, если бы Буданов встретился с Кириченко за день, то тогда всё было бы совсем по–другому? Я не понимаю, почему тогда Буданову было бы так плохо. Ну, не понимаю и всё. Если Кириченко понимает, то пусть он объяснит. И заодно скажет, кто же предупредил Буданова. Не кто лично, а КТО? Ведь он говорит достаточно страшную вещь. Люди знали об убийстве Маркелова, предупредили Буданова, чтобы он не ходил на встречу, но не предотвратили убийство. Он это говорит. А что он имеет в виду?
Очень неприятная история. Но, помимо этого её аналитического слоя, есть ведь ещё и другой слой.
В конце концов, поскольку ситуация такова… Антикавказские настроения растут в силу объективных причин, в том числе и связанных с поведением северокавказской элиты и общей ситуацией в стране. Антикавказские настроения растут.
Кавказское противодействие этим настроениям тоже растёт. Напряжённость между этими двумя полюсами нарастает. Разрядится ли она сама? Подтолкнут ли её к этому третьи силы? Не выдержат ли нервы у какой–то из сторон? Какая разница? Напряжённость нарастает… Долбанёт это через три месяца или через полгода? На фоне бездействия власти (а здесь я полностью согласен со всеми, кто говорит, что власть в этой ситуации преступно бездействует, она теряет инициативу) обязательно это всё долбанёт, и нам всем мало не покажется, — опять к вопросу о ребёнке, двух женщинах, подлинной матери и псевдоматери, и кавказском меловом круге. Между прочим, кавказском… В нашем случае, северокавказском…
Мало никому не покажется… Что же делать? Надо разряжать это напряжение. Его нельзя не разряжать.
Власть должна понимать следующее. Если она бездействует (а Рен–ТВ и пр. говорят, что её бездействие – это предательство русских военных), то власть (если кто читал книги господина Шарпа, руководителя института Альберта Эйнштейна) теряет базу поддержки. А когда, как говорит Шарп, власть теряет часть базы поддержки, а потом другую часть базы поддержки, а потом третью, то сковырнуть её становится легче.
Когда в конфликте (например, армяно–азербайджанском) и та, и другая сила обращались к Москве, а Москва бездействовала или действовала тупо, то рано или поздно эти силы начинали действовать помимо Москвы. И тогда ситуация становилась безысходной. Если бы, упаси Бог, события на Манежной обернулись ответом другой стороны (что, слава Богу, удалось предотвратить), и в дело было бы пущено какое–нибудь оружие, то мы бы уже жили в ситуации полной потери стабильности. Той иллюзорной, декоративной стабильности, в которой мы живём.
Значит, власть должна проявлять инициативу. Какую? О чём речь идёт, без всякой конспирологии?
Речь идёт о том, что в Чечне есть без вести пропавшие люди. И их семьи хотят знать, что случилось с людьми. Хотят их увидеть, если они живы, или хотя бы оплакать, если они где–то похоронены. И они обращаются к своей власти и к власти вообще – с тем, чтобы им ответили на эти вопросы.
Для власти это крайне неудобные ответы. Но если таких людей много, то не отвечать ведь нельзя. Кроме того, нынешняя ситуация такова, что если не будешь отвечать, все эти запросы пойдут в Европейский суд, в Страсбургский суд по правам человека. И там ими начнут заниматься. А власти это совсем не с руки.
Значит, Следственный Комитет, в который обращаются граждане, начинает писать запросы. А что, надо сказать гражданам: «Заткнитесь»? На каком основании?
Тут имеются предложенные основания. Ряд парламентариев, с моей точки зрения очень интересных, говорит примерно следующее: «Если мы амнистировали чеченских боевиков, то почему мы не можем, не должны амнистировать участников контртеррористической операции? Сразу всех, разом, чтобы такой возможности как–то обратиться больше не было. И чтобы не началась эта вся заваруха с печальным концом». («Голос России», 30.06.2011, «Нужна ли амнистия вернувшимся из Чечни солдатам?»)
В принципе это разумно, с одной оговоркой – армия не может не наказывать своих насильников и мародёров. Это уже не армия. Армия, которая полностью отказывается от подобных наказаний, перестаёт быть армией. Это касается любой войны. Это невозможно. И все военные это знают… Если только ты отпускаешь поводья полностью, то там происходит чёрт те что.
Да, прошло сколько–то лет. Да, ситуация совершенно особая. Но ведь эту ситуацию проходили все страны мира. С Вьетнамом было нечто подобное. Правда, Вьетнам находился не вплотную к Соединённым Штатам, и не был частью Америки, не был одним из её штатов. С Алжиром сходные вещи случались, и тоже приходилось чем–то заниматься, выходящим за некие рамки. Ничем не заниматься нельзя. Поэтому взять и просто амнистировать всех подряд невозможно. И все понимают, что это невозможно.
Задача состоит не в том, чтобы амнистировать всех подряд. А в том, чтобы немедленно при высшей власти создать специальный орган, состоящий из людей, которые устроят и русскую, и чеченскую сторону, который будет безусловно авторитетен для русской армии. И одновременно безусловно авторитетен и в Чечне, что крайне трудно, но, видимо, ещё можно. Создать этот высший орган, а не какой–то там Следственный комитет. Да ещё его местное отделение, которое хоть формально находится, конечно, под федеральной властью, но все понимают, что это в значительной степени формально.