Сувенир из «Клуба мушкетеров»
Шрифт:
Внезапно у меня появилось странное ощущение, что я не один в душной и тесной кабине. Погасив фонарик, я остался в непроглядной тьме, чувствуя лишь бешеное биение сердца.
Некоторое время вокруг меня все было спокойно. «Наверное, мне начинают мерещиться всякие ужасы», – подумал я, но затем где-то рядом услышал звук, напоминающий вздох человека.
Я отступил назад и вышел из раздевалки.
По дороге вдоль пляжа с шумом промчалась машина.
Я осветил пол кабины, но, как и прежде, ничего не увидел. Тогда я направил луч
…Она сидела на полу лицом ко мне. На ней был голубой купальный костюм, и ее смуглая золотистая кожа была покрыта крупными каплями пота. На левом плече запеклась длинная струйка крови, невидящий взгляд был устремлен в пространство.
Это была красивая девушка лет двадцати пяти с темными шелковистыми волосами и фигурой манекенщицы.
Я стоял, пригвожденный к месту, с пересохшим ртом, чувствуя, как взмокла сорочка от холодной испарины.
Я неподвижно стоял в мертвящей призрачной тишине, бессмысленно уставившись на девушку.
Помочь я ничем не мог – было слишком поздно.
На полу возле нее убийца бросил нож с пластмассовой рукояткой. Это был необычный нож – такими пользуются домохозяйки, чтобы доставать лед из ванночек холодильников. Девушка умерла той же смертью, что и Шеппи, только на этот раз рука убийцы дрогнула и агония была продолжительной.
Она следила за своей внешностью – ее волосы были аккуратно уложены, ногти окрашены в темно-красный цвет. Она могла быть богатой или бедной, манекенщицей или одной из многих тысяч работниц Сан-Рафела. Она могла иметь какую угодно профессию.
Я был уверен лишь в одном: она была той девушкой, которая заходила в гостиницу за Джеком Шеппи, той самой, которую Гривс назвал блондинкой. Он утверждал, что она носила парик или красила волосы, и, чтобы убедиться в его неправоте, я поднес фонарик к ее телу. На ней не было парика, и волосы имели естественный цвет. «Тренированные сыщики тоже ошибаются», – думал я, направляя луч света на ее руки: нежный пушок на них выглядел совсем светлым. И это было понятно: когда человек месяцами поклоняется солнцу, волосы на руках меняют цвет.
Духота в крохотной каморке была невыносимой, и я, чувствуя, что одежда моя насквозь пропиталась потом, вышел из раздевалки.
Только теперь я обратил внимание еще на одну дверь, которая вела в смежную кабину. Именно через нее должен был проникнуть убийца. Возможно, он и сейчас находится по соседству…
Погасив фонарик, я неслышно приблизился к двери и приложил к ней ухо. Ничего не услышав, я ощупью отыскал ручку и слегка повернул ее. Потом чуть-чуть надавил плечом, но дверь не подалась. Кто-то запер ее изнутри…
Я отошел от двери, чувствуя нестерпимую сухость во рту. Если у него не было второго ножа, то вполне вероятно, что имелся про запас револьвер.
Мои невеселые размышления прервал донесшийся откуда-то издалека звук – это было завывание полицейской сирены. С каждым мгновением вой нарастал: «фараоны» спешили по делу, и наиболее вероятным местом, куда они мчались, была купальная кабина с убитой девушкой.
Я снова зажег фонарик и, хотя времени у меня было в обрез, постарался как можно тщательнее обтереть носовым платком дверные ручки: отпечатки пальцев могли навести Кетчена на мой след. Покончив с этим, я в несколько прыжков добрался до выхода, проскользнул наружу и огляделся. Хотя на пляже по-прежнему никого не было, для игры в прятки он подходил не больше, чем тыльная сторона моей ладони.
Сирена выла теперь где-то совсем близко, и я понял, что мне оставался единственный путь: через открытый пляж.
Когда меня вынуждают обстоятельства, я могу бегать, и бегать неплохо. В былые времена я пару раз завоевывал кубки в беге на полмили. Это были не олимпийские призы, но меня они вполне устраивали.
Я припустил по песку. Я пробежал около пятисот ярдов, когда смолкла сирена. Я задыхался, ноги от усталости едва держали меня.
Когда иссякали последние силы, я увидел, что берег впереди круто обрывается к морю, и кубарем скатился вниз, к самой воде. С минуту я лежал неподвижно, жадно глотая воздух. Отдышавшись, поднялся на четвереньки и осторожно забрался на песчаный гребень.
В белом свете луны я увидел фигуру полицейского, потом дверь в кабину с трупом темноволосой девушки отворилась и из нее вышел еще один блюститель порядка. Он что-то сказал своему товарищу, и тот, сорвавшись с места, побежал обратно к шоссе.
Если полиция застанет меня на пляже, это будет счастливая ночь для капитана Кетчена. Я ни минуты не сомневался, что он сумеет воспользоваться неожиданной удачей.
Чуть живой я дотащился до своей машины и, не зажигая фар, погнал ее прочь.
Дежурный клерк «Адельфи-отеля» дружески улыбнулся мне и протянул ключ.
– Не правда ли, чудесная ночь? Вы обратили внимание, как красиво отражается в море луна?
Буркнув в ответ бог знает что, я забрал ключ и пошел к лифту. Я собрался войти в кабину, когда зазвонил телефон и клерк окликнул меня:
– Мистер Брэндон, вас! Вы будете говорить из номера или из вестибюля?
Ответив, что из номера, я вошел в лифт, теряясь в догадках, кто мог звонить мне в столь поздний час.
– Алло?
– Мистер Брэндон? – послышался женский голос, чистый, низкий и чем-то знакомый.
– Да.
– С вами говорит Марго Криди.
– Рад слышать вас, мисс Криди. – Я недоуменно сдвинул шляпу на затылок.
– Я говорю из «Клуба мушкетеров», – продолжала она. – Я проверила книгу посетителей. В ней нет фамилии Шеппи.
– Он мог пройти под другим именем. – Я старался не выдать своего изумления.
– Мне это тоже пришло в голову, но швейцар утверждает, что в клубе несколько месяцев не было ни одного рыжего джентльмена.