Сувенир из «Клуба мушкетеров»
Шрифт:
– Брэндон, – представился я. – Проживаю в соседнем номере. Вы – Гривс?
Он утвердительно кивнул, и мне показалось, что выражение его лица стало чуть-чуть менее враждебным. В номере был наведен некоторый порядок. Перья выметены, ящики комода задвинуты, набивка матраца водворена обратно, а разбросанные бумаги собраны.
Личные вещи Джека лежали кучкой в углу: два потертых чемодана, плащ, шляпа и теннисная ракетка. Маленькая, жалкая кучка, почти ничего не говорившая о ее прежнем владельце.
– Вещи они проверили? – спросил я.
Гривс кивнул.
– Их надо отправить
– Попросите коридорного Джо. Он отправит.
– У меня припасена бутылочка виски, ее давно следует откупорить. Если у вас нет срочных дел, пойдемте в мой номер, посидим вместе.
Мясистая физиономия Гривса просветлела. «У бедняги не слишком много друзей», – почему-то подумалось мне.
– Что ж, пару минут я смогу выкроить, – ответил он.
Гривс уселся на стул, а я устроился на кровати. Лед, который принесли утром, давно растаял, но я решил, что просить свежий было бы напрасной тратой времени, и разлил виски.
Круглое лицо Гривса было лишено притворства, взгляд, холодный и подозрительный, был одновременно и немного усталый. В усах виднелись редкие сединки. Быть сыщиком в низкопробной гостинице вряд ли доставляло ему удовольствие.
– Узнали они, кто убийца? – спросил он, отхлебнув из стакана.
– Может быть, и да, но мне об этом неизвестно, – ответил я. – Ты не разглядел девицу, которая заходила за ним?
– Разглядел. – Он вытащил из кармана мятую пачку сигарет, предложил мне и закурил сам. – «Фараоны» в этом городе признают сыщиков только больших гостиниц, мелочь, вроде меня, они просто не замечают. Но меня от этого не убудет, хуже им самим. Если бы Ренкин, который хвастает, что все знает, поговорил со мной, я мог бы рассказать кое-что интересное. Но нет, ему понадобился Бруер, эта жирная свинья с шелковым галстуком.
– Что бы ты мог ему рассказать?
– Помнишь, он спросил у Бруера, как выглядит девушка? Бруер только и заметил, что ее одежду, я же наблюдал за ней. Нетрудно было понять, что она нацепила все эти тряпки, чтобы ее не узнали. И к тому же она была блондинка. Я тебе это точно говорю: она или выкрасила волосы, или надела парик, но что на самом деле она была блондинка, я могу поручиться.
– Почему?
– Гривс усмехнулся:
– Надо уметь пользоваться глазами. На ней была блузка с короткими рукавами, и я заметил, что волосы на руках были светлыми. Да об этом говорил и весь ее вид – кожа, глаза и прочее.
Его доводы меня не убедили: волосы на руках выгореть могли на солнце. Однако, боясь, что у него пропадет желание к продолжению беседы, я не стал высказывать своих сомнений.
– Меня учили отыскивать в людях незаметные для других привычки, которые обычно выдают их с головой. И вот одну такую особенность я у нее приметил, – продолжал Гривс. – Она находилась в вестибюле пять минут и все это время барабанила пальцами по бедру, будто играла на пианино. – Он встал и показал, как она это делала. – Пальцами правой руки по бедру, вот так. – Он сыграл гамму. – И это была ее давнишняя привычка, она сама не замечала, что делала.
– Нелегко отыскать человека с такой забавной привычкой, а?
– Но если, скажем, ее все-таки найдут, музыкальные пальчики помогут решить вопрос.
Я кивнул в знак согласия.
– Да, пожалуй, ты прав. По ее внешности нельзя определить, чем она занимается?
Он пожал плечами:
– Кто ее знает. Вещи она умеет носить, и стиль в ней чувствуется. Может, она певичка, а может, работает где-нибудь манекенщицей.
– Обо всем этом ты, конечно, сообщил Ренкину?
Гривс загасил сигарету и покачал головой:
– Он не станет слушать меня, даже если я не поленюсь приехать к нему в управление. Для него я пустое место, пусть поэтому катится к черту.
– Кто-то обшарил номер Шеппи. Как он, по-твоему, попал туда?
– Воспользовался его ключом. Шеппи забрал ключ с собой, потом его укокошили, нашли ключ и, не теряя времени, явились сюда. Конечно, чтобы перевернуть в номере все вверх дном, нужны нервы, но вообще-то убийца был в безопасности; у нас мало прислуги, и в это время наверху никого не бывает.
Я решил, что пора рассказать ему кое-что о себе, вернее, о близости наших профессий. Достав визитную карточку, я протянул ее Гривсу.
– Я расспрашиваю тебя не из спортивного интереса.
Гривс прочел карточку, нахмурился и, потерев мясистый нос, вернул ее мне.
– Он был твой компаньон?
– Да.
– Я давно собираюсь завести частное дело, оно куда прибыльней, чем моя работа. Ты, наверное, делаешь кучу денег?
– Не жаловался, пока не случилось вот это. Теперь мне временно придется прикрыть контору: надо отыскать убийцу.
Он удивленно поднял на меня глаза:
– Это забота полиции. Что ты сам можешь сделать?
– По-твоему, правильней будет вернуться в Сан-Франциско и продолжать как ни в чем не бывало? Хорошая это будет реклама для агентства «Стар»: одного компаньона ухлопали, а другой и пальцем не пошевелил, чтобы разобраться в деле. К тому же Джек был мой лучший друг. Я не собираюсь дожидаться, когда полиция даст мне готовый ответ.
На лице Гривса появилась гримаса:
– Тогда смотри в оба. Ренкин не так уж плох, с ним можно ладить. Берегись капитана Кетчена – такого выродка свет не видывал. Нашему брату от него туго приходится, а частных сыщиков он ненавидит больше, чем бешеных собак. Если ему донесут, что ты что-то разнюхиваешь на его территории, готовься к неприятностям. Я не шучу: неприятности будут немалые.
– О каких неприятностях ты говоришь?
– Каких? Послушай. Случилось у нас как-то самоубийство, и вдова вызвала из Лос-Анжелеса частного сыщика. Она была уверена, что мужу ее помогли отправиться на тот свет. Кетчен велел сыщику убираться подобру-поздорову, но тот наплевал на его слова. И вскоре пожалел: когда он однажды сидел за рулем, в него со всего хода врезалась полицейская машина. Парень лишился автомобиля, а самого его с переломанной ключицей отправили в больницу. Когда его подлечили, он заработал еще шесть недель отсидки за вождение машины в пьяном виде. На суде он клялся, что, прежде чем отвезти в больницу, «фараоны» влили ему в рот полпинты виски, но ему никто не поверил.