Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина
Шрифт:
— Все же много погибло?
— Много. Больше половины экипажа.
— А что же капитан?
— Да ведь сказал, в каюте остался.
“Да, конечно, — так и подмывало сказать, — капитан, разумеется, остался в каюте. Но с другой стороны, Алексеич, сей момент он, капитан Максимов, как раз пред тобой, правда, в несколько ином качестве; внимательно слушает твой рассказ. Это ты понять сможешь? Вот тебе моя рука, а лучше — объятия; кэп Максимыч перед тобой, собственной персоной, обнимемся, Алексеич? Вспомним старые добрые времена?
Нет, не могу, боязно как-то. Не за себя, понятно. Воскресениями из мертвых не шутят, такое дело. Нет, нет, погожу с признаниями малость, непредсказуемой может оказаться реакция.
— Алексеич,
— Не-е, ничего он не боялся, не из таких. Тут другое. Я ведь видел, Максимыч вместе с нами у плотиков был, готовился к спуску. А тут начали тонуть моряки… одного на глазах смыло, а после — о борт и в лепешку. Не выдержал Максимыч, исчез; принял решение, я так думаю. Суда-то он страшился, а как же… Не людского только, а своего собственного. Вечного ответа перед самим собой — в этом дело.
— А каков он в жизни был, Максимыч-то?.. Ну, как человек?
— Да всякий. Для кого как. Для меня лично… Вот как на духу признаюсь: я таких капитанов не встречал. Золотой кэп, справедливость любил пуще всего. Я с ним рейсов пятнадцать сделал. У меня, видишь ли, земеля, всякое случалось… Характер у меня не мед. Да и это дело любил, — Петр Алексеич щелкнул себя пальцем по кадыку. — Раз мореходку потерял, паспорт моряка. За такое сразу из флота в три шеи. Андрей Максимыч лично по обкомам, по этим самым первым отделам ходил, просил, еле утряс. В другой раз в Галифаксе подрался… Да-а, двое на улице притерли дамочку: сумочку, серьги, брошки с нее потрошат. А народу рядом полно, но все морды воротят: не наше дело! Я не вынес, пожалел дамочку. Вмешался, вишь, ну и сцепились. Всех и замели. Кэп еле из полиции вытащил. А пришли в порт — снова по спецотделам да парткомам нервы трепать. Зачем вмешался в иностранную жизнь, кто просил? Тебя инструктировали, как себя вести за бугром? Так ты что же, умнее всех, сукин сын?! Ну, плохи мои дела, прямо труба, визу вот-вот прихлопнут. Однако снова Максимыч спас, поручился. Разве такое забывается? Так и выручал постоянно, потому как уважал; другого боцмана ему близко не надо! Я, вишь, всю жизнь так: без работы не могу. Судно у меня блестело всегда, как новый полтинничек…
P.S. Задумался сейчас… Сколько я в медитации был? Ну, где-то минут сорок. Причем странная вещь. Во сне я почти всегда сознаю — это сон, так поступать нельзя, а вот так можно. А в медитации — в этом и странность — я не сознаю себя в медитации, я просто считываю события из Хроники Акаши, как они есть; вмешаться, изменить что-либо не в моих силах.
P.P.S. Если я правильно понял и если я сегодня действительно заглянул в будущее, так ярко его просмотрел, значит, впереди меня ждет тайга? Избушка в горах? И там капитан Максимов встретится со своим верным боцманом снова? Очень интересно. Остается маленький вопросик: когда и где они встретятся?
А так, а в остальном… Жизнь прекрасна и удивительна. Она — разлив разумной энергии, она чудесна! “Благодарю тебя, Владыка всех Владык! За Мир, построенный тобою, за жизнь, дарованную нам твоим любящим сердцем, за Путь, указанный Учением твоим!”
Огонь восхищения восхищает восхищенного. Да будет так. ОУМ.
5 мая. Ушла Вера Васильевна из жизни, ушла. Так же тихо, незаметно, как и жила. С вечера попросила: “Не оставляй меня, сынок, посиди…” И еще сказала с трудом, с большими паузами, ей уже было трудно говорить: “Ты, сынок, все же… послушай меня… приведи в дом хозяйку. Вдвоем-то оно полегче…” Помолчала и твердо заключила: “Вдвоем полегче”.
Почти тридцать лет одна, уж, верно, знала, что говорит. Это были ее последние слова. Ближе к полуночи она ушла.
Смерть, конечно, иллюзия, как, впрочем, и само появление на свет, рождение. И все же… Перо выпадает из рук. И смерть, и рождение — всего лишь переходы в иные сферы бытия, всегда мучительные, с болью всегда: Душа входит и Душа расстается с телом в страданиях. Почему так? Не знаю, надо спросить у Учителя.
Душа закончила Опыт в Третичной Материи, и ничем ее не удержать, рвется домой. Доброго пути, я буду молиться за тебя, Душа…Не тоска даже, а вселенская грусть. Однако и грустить некогда, столько дел навалилось! Позвонил Вадим Николаевич, обещал быть со своим “Жигулем”. Лени на работе нет, снова звонил Вадиму Николаевичу: будь добр, говорю, съезди за Леней, сообщи. “Ну, конечно, конечно, откладываю все, еду”.
…В комнате полно народу, все больше старушки, иных вижу впервые. Нужно и о поминках позаботиться… Голова кругом!
7 мая. День смерти Веры Васильевны совпал с днем моего рождения. Надо же так! Да, жизнь… Повсюду чет — нечет, добро и зло, день — ночь, плюс — минус… Вся наша жизнь сплошная полярность. Но и нету никакой полярности, по большому счету, есть лишь постоянная трансформация всего живого в нечто единое, целое. “Соборность во всем, единение без смешения, смешение без поглощения…”
Бытие — это целостность, но почему все же некоторые события столь несовместимы?
…О своем нынешнем дне рождении даже не сказал никому, не напомнил.
8 мая. Вчерашние мысли о полярности бытия… Нечто подобное есть у Раджнеша. Он учит: у человека, кроме плотного, еще шесть тел, и у всех одно проявление, одна полярность: вдох и выдох. Полярность в физическом теле — это просто механическое дыхание: вдох — выдох посредством Праны. Полярность эфирного, или виталического, тела: любовь — ненависть… Нравится — не нравится; причем, как и в физическом дыхарии, одно сменяет другое. Нам может что-то и не нравиться, а мы дурачим, насилуем себя в угоду мнений: “Нравится! Ах, как мило!” Это и есть чистейшей воды Традиция. Полярность третьего нашего тела, астрального: сила — бессилие. В какой-то момент я — Наполеон, а в другой, на выдохе, — червь. Как физическое дыхание в нас постоянно входит и выходит магнетическая сила, иными словами, Прана. Четвертое тело — ментальное. Его полярность проявляется как вход и выход мысли. Полярность пятого тела — духовного — вход и выход самой жизни. Жизнь не в человеке, она “во вне”, она постоянно входит и выходит, и это тоже работа Праны. Точнее, ее силы. Необходимо не привязываться ни к жизни, ни к смерти, единственная наша задача — созерцать. Полярность шестого, космического, тела — сотворение и уничтожение. Единство со всем живым. Развивший это тело не обидит и муравья. И, наконец, седьмое тело — тело просветления. Здесь полярность: бытие — небытие. Это и есть Нирвана.
10 мая. Поймал себя на мысли, что вспоминаю Веру Васильевну, Верочку, совсем молодой, студенткой… Она после зачета прибежала ко мне; я дожидался в сквере, напротив пединститута. Взяла под руку, увлекла за собой. Такая симпатичная пара: курсант мореходки и студентка — завалились в кафе “Снежинка”, отметить. Ели мороженое, пили лимонад. Я рассказывал о своей морской практике на паруснике, безбожно врал… Мы дальше “Маркизо-вой лужи”, то есть Финского залива, не выходили, а я травил о знойной Африке и обезьяне Микки, подаренной аборигеном Дакара… Откуда бралось? Желал понравиться девушке изо всех сил; Вера внимательно слушала и, казалось, верила.
…Вот тут-то я и понял кое-что, снова стал самим собой, то есть Славиком. Дело в том, что смерть Веры Васильевны мы переживаем вдвоем; один бы я погрустил да и успокоился, ведь понимаю все, сам Учитель рассказал об Опыте Души и ее возвращении на родину. Капитану Максимову подобное не понять. Вот он и прокручивает свою молодую жизнь, себя непутевого, уже взрослого, ошибки свои, обиды, которые нанес Вере Васильевне. Но ничего уже не исправить, не вернуть, оттого и вселенская грусть на душе, тоска.