Свадьба Аманды
Шрифт:
И что гораздо более важно, я обожала Алекса. Я любила эти классные длинные лохмы и по-щенячьи печальные карие глаза, я жаждала его внимания. Я прыгала, пытаясь дотянуться до него, и он озарял меня своей широкой ленивой улыбкой, обводя взглядом собеседников. Когда Алекс обращался ко мне, я смахивала на одну из тех собачонок, которых спасают в Королевском обществе защиты животных. А иногда Алекс подолгу флиртовал с другими женщинами, и я была в бешенстве. Короче, кавалер из него получился неважный, двух мнений быть не может. Но эти его кожаные штаны… словом, сами понимаете, девчонка есть девчонка, а кожаные штаны и поп-звезды
И все же Алекса тянуло ко мне. Я замечала странное выражение нежности на его лице. Иногда он звонил просто так. Или пораньше приходил со своей тусовки. Он любил меня. И даже прошел тест на «Ты мне «Тампакс» по дороге не купишь?». И только я собралась предложить, чтобы мы… может быть… жили бы вместе — не что-нибудь серьезное, ничего подобного, просто жили бы себе вдвоем, и все, тоже мне, расходы на зубные щетки, ха-ха… как вдруг он исчез. Сгинул с лица земли.
Как то раз в выходные я ждала звонка Алекса, а он так и не объявился. Все просто как апельсин. Свалив его исчезновение на происки инопланетян и постановив, что я здесь ни при чем, я прождала двадцать четыре часа и в конце концов позвонила Чарли, его соседу по квартире в Фулхэме. Чарли отнюдь не улыбалось разгребать все за Алексом, а доброта вообще была ниже его достоинства. Он устало сообщил, что Алекс отбыл постигать себя в Соединенные Штаты и очень извинялся, что не предупредил меня, но так, наверное, будет легче.
Даже записочки бестолковой не оставил! Алекс бросил меня, удрав на другой континент и уведомив об этом через своего немногословного приятеля!
Несколько недель я даже плакать толком не могла. Из меня все будто выскребли холодной ложкой. Фран тогда оказалась настоящим кладом: никого с более цветистым арсеналом эпитетов и проклятий я еще не встречала. Она исходила за меня ядом, я же пряталась в уголке. Мне даже стыдно было сходить в магазин за хлебцами: казалось, что унижение написано у меня на лице. Так больно мне не было, даже когда я затолкала в нос бумагу с блестками (мне было четыре года, так что нечего думать, будто я с приветом).
Прошли месяцы, и боль накатывала лишь ноющими приступами, которые я совсем недавно попыталась заглушить вот с этим самым гостем, — он как раз облизывался над шоколадными рулетами, словно это была икра.
— Ладно, — сказала Фран. — Отнесу-ка я этот мусор туда, где ему и место.
Я выхватила открытку у нее из рук.
— Хватит, Мел! Бумажонка от низкого ублюдка! Хочешь, предоставлю тебе честь ее поджечь.
— Эй, ребята, что творится? — прочавкал Николас. Чуткий сквозь шоколад. Похоже, если он за день пятнадцать тысяч калорий не сожрет, то или умрет, или еще что-нибудь в этом же духе отмочит.
Я в упор посмотрела на него.
— Знаешь, не хочу быть грубой, но валил бы ты отсюда!
Но момент был упущен.
— Гм, видишь ли, у нас с Фран одно чрезвычайно важное дело, мы уже давно собирались…
— Ага, и называется оно «вышвырнуть Николаса», — заметила Фран, и отнюдь не вполголоса.
— О чем речь, детка, нет проблем! Как насчет того, чтобы я заскочил за тобой в семь? Сходим на отпадно дорогой ужин за счет моего клиента, чав-чав-чав!
— К сожалению, наше с Мел дело займет целую вечность, — сказала Фран. — Ужасно жаль. Но тебе пора. Сейчас же.
— Эй, остынь! Никто не скажет, что Николас Снодли не понимает намеков.
Я метнулась на другой конец комнаты и принялась ворошить расставленные по алфавиту компакт-диски Линды — а то вдруг Николас целоваться на прощанье полезет. Диски Линды: «Величайшие песни о любви № 1», «Величайшие песни о любви № 2» и в качестве разнообразия — «Величайшие в мире песни о любви». Еще какие-то дельфиньи звуки.
— Мел, детка. Я тебе скоро звякну, лады? Насчет гулянки для ценителей Брайана Мэя [2] .
2
Гитарист группы «Куин»
— Несомненно, — проговорила я. — До свидания.
Николас все еще строил из себя крутого.
— Да, кстати, какой там у тебя номер?
Я собиралась ему что-нибудь наврать, но нервы у меня были на пределе, так что номер я по ошибке дала правильный.
— Ну, чао, детки, — пропел Николас, пригнувшись, проскочил в дверь и был таков.
Клянусь, из коридора донеслось «чав-чав-чав».
Камень с плеч, подумала я, снова взяв в руки открытку. Потом вернулась к дивану, села рядом с Фран и уронила голову ей на плечо.
— Пожалуйста, не надо больше Николаса, — попросила она.
— Но ты же так оттянулась.
— Мел, клянусь, я лучше прокушу себе горло, чем еще раз подпущу тебя к этому восьмифутовому слизняку.
Я вяло теребила открытку.
— Мне так не хватало его.
— Знаю.
— И сейчас не хватает.
— Знаю. Но кто, кроме законченного ублюдка, мог такое выкинуть?
— Мужчины — вообще странный народ.
— Да уж. Поголовно. И они думают, что странный народ — это мы. Только некоторые из них странные по-хорошему, а некоторые — нет. Алекс — это та же Аманда в мире парней. Ты же из-за него психовала так же, как из-за этой надутой дуры, когда она убегала к своим знатным шишкам, а тебя бросала, как ненужную вещь.
— А я с ней все-таки вижусь.
Фран вздохнула:
— И она делает тебя несчастной. А значит, что бы я сейчас ни сказала, слушать ты не станешь.
— Наверное, нет.
— Ладно, ну и пошли эти сестринские советы. Рулеты еще остались?
Мы уставились на горы разбросанной по полу фольги.
— Этот придурок меня пугает, — пробормотала Фран.
Я со стоном повалилась обратно на диван.
— Сначала Фрейзер, потом Николас, а теперь еще этот! Надеюсь, карма — это вранье. — Тут меня как громом ударило. — Слушай-ка, а вдруг Аманда выходит замуж за Фрейзера, только чтобы сделать мне гадость?
— Возможно, — отозвалась Фран, лениво потягиваясь и включая телевизор. — Но не волнуйся. Если Алекс вернется, она может выйти замуж за него.
Ни один из этих вариантов меня не осчастливил.
Глава вторая
В понедельник я притащилась на работу совершенно измочаленная. Впрочем, это мое обычное состояние на работе, так что, по счастью, никто ничего не заметил. Может, и заметили бы, если бы я с кем-нибудь заговорила, но на службе от меня таких жертв не требуется. Словом, никто ничего не заметил.