Свадьба на углях
Шрифт:
«Разберутся сами, ведь они одна семья», – подумала Марея и тихо спросила принца:
– Может, расскажете, что вы собираетесь делать? Вдруг вам станет легче?
Креж усадил Марею на диван и сел рядом.
– Мы с отцом не сошлись во взглядах на управление государством. Я ему говорю о широте взглядов, о новом правлении, предлагаю заменить старых министров на новых, а он и слушать меня не хочет. Говорит, что все уже устроено, зачем ломать прежнюю систему? Я отвечаю: «Жизнь движется, она не стоит на месте, страна должна развиваться!», а он мне все твердит свое, его не сдвинешь! А потом взял и выставил меня из дворца. Страже придворной
Марея немного помолчала – ей очень не хотелось расстраивать принца, но все же отважилась ответить правдиво:
– Мне кажется, принц, чем темнее ночь, чем людям страшнее, тем сильнее, строже и справедливее должен быть правитель. Он несет в себе величие Неба, огнем неугасимым освещает путь человеческий, отвечает за жизни людей перед Богом. Он бесстрашен, справедлив и честен. Слава ему во веки веков! Так жили мои прадеды, мой отец-правитель. Так живу и я, – она немного помолчала, вздохнула, но все же осмелилась продолжить: – Сильное государство, прежде всего, отличается великими знаниями, грандиозными идеями и надежными людьми. Государство держится именно на людях, на их отношении к жизни.
Принц Креж покраснел, подскочил с дивана и оглушительно выкрикнул:
– Королева, вы считаете, если пахарь честно пашет землю, то государство от этого станет сильным? – кровь отхлынула от его лица, он стоял бледный и криво ухмылялся.
Марея улыбалась. Она не обратила внимания на эту неожиданную вспышку гнева.
– Принц, я думаю, все, чем занимаются люди, нужно делать честно и талантливо. Правитель ведет свой народ над прозябанием, упадком, ленью к лучшей жизни. Но правитель без народа – кто он, кем он будет руководить? Или он один в своем государстве?
Принц посмотрел в потолок, недовольно фыркнул и нервно спросил Марею:
– Ваше величество, а почему у вас дворец такой…? – он помялся, но Марея видела – сейчас он нападет на нее. – Я не хочу вас обижать, но разве это дворец? Убогая хижина, у нас в Золотой горе в таких живут бедняки! – принц Креж скривился от отвращения.
Марея потерянно взглянула сначала на принца, потом на потолок, на стены. Она была в замешательстве. «Убогость? Но в чем?» – думала Марея, перебирая в мыслях возможные недостатки дворца и внимательно всматриваясь в каждую мелочь.
Дворец сиял великолепием, белые стройные колонны тянулись в небо, золотые башни сияли звездами, розовый мрамор с изумрудными прожилками искрился на солнце. В вечернее время оттенок прожилок менялся на фиолетовый, напоминая вены в теле человека. Марея считала дворец живым, добрым существом, старым другом, она любила его, а он отвечал ей взаимностью, часто преподносил радостные сюрпризы. Как только она решала изменить обстановку или увеличить зал или комнату, ее желание тотчас же выполнялось.
– Принц, но почему же этот дворец кажется вам убогим? – озадаченно спросила королева.
– В нашей Золотой горе дворец выстроен из чистейшего золота и бриллиантов! У нас даже нищие украшают фасады своих домишек драгоценными каменьями. Каждый на свой кошелек, – добавил чуть спокойнее принц, – но украшают, – он говорил утвердительно, будто сек саблей. – А у вас?.. – Креж осмотрелся вокруг, тяжело вздохнул и обреченно махнул рукой. – Ваше Величество, вы же правительница целого Магического мира, у вас должен быть самый большой и богатый дворец! А здесь такое… – принц Креж раздосадованно развел руками. – Этого я не ожидал… – он запнулся, похоже, хотел добавить еще что-то, но лишь махнул рукой.
Марея вспомнила прежнюю жизнь, свое заветное счастливое детство, отца-правителя, матушку-королеву, сестру, уютные величавые дворцовые покои. Ей показалось, что она, двенадцатилетняя девочка, идет по дворцу, а перед ней проплывают статуи и портреты ее предков, древних мудрецов, великих ученых, выдающихся мастеров, создающих чудесные произведения искусства. Жизнь их прошла во дворце – здесь они творили великое, чтобы Магический мир процветал и развивался, дарили людям счастье, радовались обретенному невидимому Богу, влияющему на развитие безграничной человеческой души. За Божественное, недосягаемое они готовы были отдать жизнь без раздумья и суеты, Оно помогало им жить, в Нем чувствовалась беспредельная сила. Порой они плакали от горечи и тягот жизни, но не сдавались. Побеждали, смеялись над добрыми шутками, любили свой труд до самозабвения, не представляли без него своей жизни и всегда учились. У них не было ни одного дня без работы или творчества – они всегда находили что-то новое, неведомое, ошеломляющее и удивительное. Они постигли мудрость и величие жизни, много не размышляли, жизнь творили своими руками и силой духа. В руках у них горел вечный огонь – символ вечной жизни, которую они творили сами. А может, они незаметно превращались в Богов, но сами не знали об этом?
Статуи и люди на портретах почтительно кланялись королеве, и она видела, что пространство дворца дышит жизнью, прежним величием и красотой. «Их души здесь! Они живы, пока жив дворец!» – подумала Марея. Она чтила и уважала законы предков. И чтоб вот так, в одночасье, взять и лишиться памяти… У нее перехватило дыхание. Она с беспокойством смотрела вокруг, видела, как стены дворца тускнеют, а сам он осел, будто испугался.
«И ты испугался перемен! – подумала Марея. – Хорошим переменам сердце радуется, а в моем – тоска…»
Увидев, что некоторые портреты потрескались, она почувствовала ноющую боль – их боль. Марее показалось, что она вскрикнула:
– Вы тоже не хотите перемен? И вы правы! На смену великому может прийти малое, похожее на елочную мишуру, на шелуху, на грязь, лишающую меня истины, чистоты и силы. В чем тогда я найду спасение? Кто поможет, когда мне станет скверно, когда погаснет свет и наступит тьма? Неужто мишура? Неужели, когда я буду падать, я не почувствую заранее своего падения? Почему же так? Что со мной происходит? От чего я не слышу свое сердце? Неужели я обречена на погибель, или все-таки у меня есть выход?
Тревога ее усилилась, но что делать, Марея не знала. На оживших картинах Марея тоже видела беспокойство – древние мудрецы и ее предки вздыхали, плакали, некоторые из них навсегда покинули свои рамы, а ее седовласый прадед недовольно бурчал:
– Молодость! Молодость! Что ей советовать, все равно сделает по-своему!
А барон, перекрикивая всех, со скорбным выражением лица возмущенно воскликнул:
– Лучше жить одному, чем непонятно с кем!
– Успокойтесь, барон Дорог! Не вам советы раздавать! Сами всю жизнь в библиотеке просидели, все штаны протерли, и хотите, чтобы наша деточка пример с вас брала?! – нервно отвечала прабабушка Мареи, баронесса Лютиция.