Свадьба отменяется. Помолвка
Шрифт:
– Она опомнилась… – виновато отвёл взгляд от жены Гизелиус, – прости, любимая. Мы сейчас специально навели тебя на разговор, чтобы пробудить и поднять со дна памяти подробности и эмоции. Но торговаться с верховным шаманом, не зная всех тонкостей дела, было бы невероятной глупостью. Он же нас сто раз обведёт вокруг пальца, а нам и противопоставить нечего.
– Ладно… – как-то слишком быстро согласилась магиня, невероятно уставшая тащить в одиночку груз страшной тайны, – расскажи, что понял.
– Аннигелл в последний
– Или господ, – задумчиво поправил Сарджабиз, – не зря же они брали с него клятву верности. С сознания того шамана, который превратился в ребёнка, во время оборота слетели щиты, и я успел кое-что прочитать.
– Я тоже, – предупреждающим взглядом остановил его Гизелиус, – и собираюсь написать об этом отчёт.
– Так зачем ты дал Милли успокаивающее заклинание? – тревожно вскинулась Тренна при слове «написать».
– Я поясню… – украдкой послав Лэнну укоризненный взгляд, хмуро пробурчал Гарди. – Мы не уверены… что проклятье можно будет снять, сама знаешь, тьма шуток не признаёт и обмануть её ещё раз будет невероятно трудно. Да и на то, что шаман захочет пойти с нами на переговоры, надежды мало. Поэтому лучше ей побыть под заклинанием покоя… на случай, если придёт известие о гибели Дорда.
Глава 19
Оказавшись во дворце, Милли немедленно принялась за дела.
– По тому, как люди реагируют на неприятности, они делятся на три группы, – заметила однажды Тренна, и воспитанница эти слова почему-то хорошо запомнила, – первая, самые слабые личности, при малейших признаках несчастья теряются и расстраиваются, начинают жаловаться, плакать и заливать горе вином. Вторые – покрепче – стискивают зубы и замирают в ожидании перемен к лучшему или пытаются как-то успокоить и отвлечь себя от плохих дум. Третьи – самые сильные и стойкие – не опускают руки, а усиленно ищут выход и потому не могут оставаться на месте. Чтобы выплеснуть кипящее в них нетерпение, они должны всё время что-то делать, бездеятельно сидеть на месте кажется таким людям преступлением.
Милли в тот раз сразу поняла, что относится к третьей группе. Едва на девушку сваливалась беда, как в ней просыпалась кипучая жажда деятельности.
Вот и сейчас ей просто необходимо было загрузить себя какой-нибудь работой как можно сильнее, тогда будет казаться, что несчастье непременно пройдёт стороной. Или вдруг найдётся невероятный, но спасительный выход.
Приказав подать обед сильно поредевшей компании магов, принцесса быстро переговорила с некоторыми из них и отправилась в свои покои.
Решительно выставив жидкую кучку дежурящих в переднем зале фрейлин, поспешно переоделась в любимое платье и села за письменный стол. А уже через полчаса, торопливо написав на листе несколько строк, уверенно входила в кабинет отца.
* * *
– А потом вырядилась как конюх и побежала в зелёную гостиную, – не по первому разу рассказывала шустрая горничная, получавшая от дам за мелкие услуги раз в пять больше назначенного мажордомом жалованья. – И тут королева велела её найти. Но они заперлись!
Фрейлины перебросились многозначительными взглядами и едко заухмылялись.
– И что же дальше, милочка?! – поощрив служанку монеткой, одобрительно кивнула леди Еулиния, но досказать девица не успела.
Та, кого фрейлины так рьяно обсуждали уже не первый час, стремительно влетела в двери, услужливо распахнутые перед нею гвардейцами, и прошла на середину зала.
– Читайте, – величественно кивнула протопавшему следом за ней мажордому, и побледневший от волнения старик дрожащим голосом объявил:
– Указ. Подписан его величеством Людвигом Ди Эстарготом и её величеством Аннигелл ди Эстаргот…
По мере того как мажордом читал указ, голос его креп, а лицо постепенно приобретало нормальный цвет, зато начали стремительно зеленеть дамы.
– …фрейлины, перечисленные в приложенном списке, обязаны в течение трёх часов освободить занимаемые комнаты. При выходе из дворца они будут проверены магами на утаивание секретных документов и фамильных драгоценностей, принадлежащих королевской семье, и отвезены в экипаже в любое место в пределах Дензира.
Дамы некоторое время сидели в оцепенении, но, услышав ехидное уточнение мажордома, что через три часа строптивые будут выставлены из дворца насильно, вскочили и засуетились. Некоторые начали возмущаться, три упали в обморок. По странному совпадению, падали все очень удачно на диваны или в кресла, однако никому это не помогло. Маги и знахари, ждавшие своего выхода в соседнем зале, немедленно привели слишком чувствительных в сознание, а гвардейцы сопроводили к занимаемым покоям. Где толпы горничных, собранных по приказу Милли со всего дворца, торопливо складывали в баулы и сундуки наряды уволенных.
Потерявшие непыльную должность дамы, попытавшиеся подольститься к Милли или вызвать её жалость слезами, очень скоро убедились в безуспешности своих попыток. На девушку не действовал ни один из испытанных на королеве методов. В ответ на рассказы о бедности принцесса предлагала пойти работать. Например, в компаньонки к богатым престарелым дамам, страдающим от скуки. А слыша заверения в горячей преданности, только презрительно ухмылялась.
– Вот она, королевская благодарность, – патетически провозгласила леди Еулиния, стоявшая в списке уволенных на первом месте, – я отдала её величеству лучшие годы жизни и теперь должна поселиться в канаве.