Свадьба по гороскопу

Кускова Алина

– Мой милый котик! – воскликнула Роза, отрывая когти сиамского кота от штанов абстракциониста. – Он не нарочно, он любит гостей. Просто вы на него сели.

В ворохе тряпок, накиданных на диван, дремал кот. Перед тем как сесть назад, Лавр все тщательно ощупал.

– Вот представьте себе, мои дорогие, – продолжила беседу хозяйка, отпуская кота на свободу, – я так одинока, что завела это милое добродушное животное. Но не подумайте, друзья, что меня бросили. От этого негодяя, моего бывшего мужа, я ушла сама. Мне все говорили: «Как ты можешь?! Кто в наше тяжелое время бросает директоров макаронных фабрик?» А я его бросила!

– Как я тебя понимаю, – согласилась с ней Алина.

– Одиночество дало мне силы

подняться на более высокий духовный уровень. Стать сильной личностью. А это немаловажно для творческой натуры. Я стала лучше понимать вас, художников, – она повернулась к Лавру. Тот сразу прекратил тереть ноющий укус рукой и закивал головой.

После продолжительного повествования о духовном развитии женской натуры на своем примере Роза согласилась повесить у себя в салоне парочку картин математика. Конечно, предварительно поглядев их сама. Для этого Лавр пригласил ее к себе домой, где, как он сказал, все стены были увешаны его творениями. Вот так раз, подумала Алина, меня-то он еще к себе не приглашал! С другой стороны, с чего бы это ей бежать к нему домой? Некрасиво как-то. Она лучше сходит вместе с Розой.

– Мы обязательно придем, – ответила она Лавру.

– Ты нам будешь мешать, – заявила Миклошевская, – мы, как два художника, заведем неинтересные для тебя разговоры…

Математик полностью поддержал ее отказ. Алина была им не нужна. Могли бы придумать что-нибудь получше. Ну, хотя бы договориться о встрече за ее спиной. Возможно, она просто все преувеличивает? Встретятся, поговорят два художника о своем хлебе насущном, интересы у них действительно общие, взгляды одинаковые. Ах, да. Взгляды. Они говорят красноречивее слов. Роза так впилась глазами в математика, что тот вжался в старый диван. Жаль, что у нее нет еще одного сиамского кота! С другой стороны, Алина добилась того, чего хотела. Лаврушка станет известным, все, кто попадал в руки к Миклошевской, обязательно были замешаны в каком-нибудь скандале или какой-то криминальной разборке. И об этом узнавал весь город. Только эта мысль лила бальзам на ее раненную предательством математика душу.

– Ты представляешь, – говорила Алина в тот же вечер Лане Львовой, – Козерог наставил козе рог!

– Какой козе?

– Мне, я – та самая коза. Прыгала вокруг него, проталкивала, блеяла.

– А что ты хотела? – Лана достала их настольную книгу. – Читай, здесь черным по белому написано, что Козероги – это козлы, упрямо карабкающиеся вверх. Козел он и есть козел.

– Что-то раньше ты так не считала, – заметил Степан, на этот раз занятый приготовлением супа во время беседы двух подруг.

– Раньше я его плохо знала, – ответила ему жена, – а сегодня он обманул мою подругу и не достоин снисхождения.

– А он его и не требует. – Степан поднял курицу за лапу, повертел ее во все стороны, выщипал пару перьев и плюхнул в большую, полную воды кастрюлю.

– Ты вообще за кого? – возмутилась Алина.

– За тебя, только за тебя.

И он нырнул в хозяйственную клетчатую сумку для того, чтобы выудить оттуда еще что-то съестное, переданное теткой из деревни. К синей курице через пять минут добавилась пара картошин.

– Ты рано картошку забросил, – подсказала ему Лана, – курица еще не сварилась.

– Курица – не птица, математик – не человек, – констатировал Степан, вытаскивая обратно мелко порезанную картошку.

– Давай посмотрим, что там гороскопы советуют, если бросил Козерог, – предложила Лана.

– Я и без них знаю, – вздохнула Алина, – сидеть и радоваться, что отношения не успели зайти слишком далеко.

– Мы подбираем, нас подбирают, счастье хреновое всем выпадает, – запел Степан, роняя слезы и кроша деревенский лук.

Лана хотела обидеться и выяснить отношения с мужем, распевающим никчемные песенки, но передумала. Алине хуже, чем ей. К тому же он может возмутиться и перестанет варить суп. Лана снова уткнулась в книгу.

– Слушай, Алька, а кто эта Миклошевская?

– Хозяйка художественного салона.

– Я не об этом. Хотя и это могло стать определяющим моментом. Кто она по знаку зодиака?

Алина напрягла память, пересчитала все праздники и вспомнила.

– Водолей! Точно, она – Водолей.

У Водолея-Розы с Козерогом-Лаврентием (все-таки Берия, наверняка, был его дальним родственником), если верить гороскопу, была духовная близость и общность интересов. Но и сексуальная несовместимость.

– Вот! – подняла палец вверх Лана. – За это можно зацепиться.

– Как ты себе это представляешь? Я что – паровозик из Ромашкина, чтобы ко всему цепляться? Приду к ним и скажу, что буду третьей? Это разврат какой-то!

– Это шведская семья, – объяснил Степан, принимаясь за морковку.

Но Алина решила, что цепляться за Лаврентия не будет. Даже если он ей позвонит и скажет, что завтра уезжает в Австралию, она промолчит и проигнорирует его полностью. Если он позвонит, она вообще не возьмет трубку, пусть общается с автоответчиком. А на автоответчик она такого наговорит! Чего бы такого ему сказать?

Лаврушка не позвонил. На следующий день она отправилась по магазинам и как бы между прочим заглянула в художественный салон. Центральное место на выставочной стене занимала какая-то мазня, очень похожая на ту, которую она уже видела в Доме детского творчества. Ясное дело, подумала Алина, уже спелись, голубки. Она подошла к картине ближе и поинтересовалась у продавщицы, что это такое. Та ей ответила, что это очень известное произведение великого художника современности Лаврентия Рыбакова, стоит оно огромное количество денег, но если дама сама поговорит с художником, возможно, он сделает ей скидку. Художник очень сговорчивый и талантливый. Конечно, подумала Алина, Лаврушка сговорчивый, даже чересчур. Она ответила девушке, что картина ей совершенно не нравится, что настоящие художники уже давно не пишут в такой манере и вообще, это хлам, не достойный занимать место в ее доме. После чего Алина развернулась и вышла из салона. Ей вслед продавщица закричала, что она ни в чем не разбирается, отстала от жизни, от модных тенденций и вообще шла бы куда подальше, в гастроном, например.

У Алины на глаза навернулись слезы, к тому же снег, стеной идущий несколько дней подряд, значительно сокращал видимость. Алина чуть не попала под машину, переходя дорогу. Она очнулась, когда в метре от нее затормозила желтая «Газель», водитель которой нецензурными выражениями объяснил девушке, как следует переходить проезжую часть.

Иван Васильков как раз ехал с заседания суда, где его лишили водительских прав. Их и свои собственные он отстоять не смог. Никто из здравомыслящих судей и гаишников не верил, что вечером первого января он был трезв как стеклышко, потому что просто не пил. Нет, он не состоял в группе анонимных алкоголиков. Он занимался спортом, вел довольно активный образ жизни и не испытывал пристрастия к спиртному. Никто не поверил, что на дорогу неожиданно выскочила пьяная троица, из-за чего ему пришлось разнести стену магазина. После разборки ему предстояло на два года стать пешеходом, что было равнозначно смертной казни с применением мучительных изощренных пыток. Он стоял, согнувшись в три погибели в пассажирской маршрутке, когда какая-то девица шагнула прямо под колеса. Водитель успел среагировать, резко надавил на тормоза, маршрутка остановилась. Иван среагировать не успел. Он не привык к таким поездкам: стоял у двери на одной ноге, вторую приткнуть было некуда, держался кое-как и упирался только затылком в потолок. Когда маршрутка резко остановилась, Иван пролетел к водительскому сиденью и растекся лицом по переднему стеклу.