Свадьба собаки на сене

Миронина Наталия

– Ты объяснила ей, что это плохо? Что нельзя так доводить сестру?

– Объяснила, – Маруся вздохнула, – но ты знаешь, что она ответила мне?

– Что же?

– Что она ей мешает. Представляешь? Старшенькая ей мешает.

Временами вражда утихала. Это происходило в те моменты, когда младшей сестре удавалось вырваться вперед. Например, когда она на «отлично» сдавала экзамен, или получала грамоту, или побеждала на школьных соревнованиях. Ее успех гарантировал кратковременное перемирие и даже дружбу. Старшая сестра была разумнее и добрее, а потому она без

устали попадалась на эту удочку – ей казалось, что младшая мирится с ней уже окончательно и навсегда. Наивность была свойственна старшей, но младшая была непостоянной и коварной. Удачи сестры опять будили ревность, и вражда с мелкими детскими пакостями опять воцарялась в их комнате, которую по привычке называли детской.

Родители имели все основания гордиться старшей дочерью. Та росла спокойной и очень внимательной. Это качество – внимание, а точнее, внимательность, – позволяло ей избегать горячих, необдуманных поступков. Даже в самом раннем возрасте, и уж тем более в подростковом, Старшенькая практически не имела конфликтов. Она никогда не спешила обозвать какую-нибудь подругу дурой или пожаловаться матери на несправедливость со стороны учителей. Она сначала все обдумывала и при этом старалась, чтобы ни одна деталь не ускользнула от ее внимания. Через некоторое время Маруся могла услышать следующее:

– Мама, я думала, что (далее шло имя девочки из класса) специально меня обижает, а теперь понимаю, что это у нее получается случайно. Ей не нравится, что меня посадили с (далее шло имя мальчика-одноклассника).

Эта нехитрая, не очень детская философия умиляла Марусю. Тем более что тут же была Младшенькая, которая умудрялась поссориться из-за пустяка, из-за мелочи. Младшенькая обижалась с ходу и готова была в обидчике, мнимом или действительном, видеть сразу заклятого врага.

Старшенькая прекрасно училась, но при этом она не была отличницей. Она училась на четверки, и случались у нее тройки, но она получала удовольствие от познавательного процесса, и этого не могли не замечать учителя.

– У нее пытливый ум. Она не только учит, но и хочет проверить знания на практике, – сказали как-то в школе. – А это очень важно. Это дорогого стоит.

Петр Никанорович с довольным видом посмеивался – он, как ученый, знал разницу между отличниками-статистами и теми, кто до всего доходит эмпирическим путем.

Старшенькая умела ладить с малышами, исключение составляла только ее собственная сестра. Младшенькая, пользуясь сознательностью, ответственностью и уступчивостью старшей, иногда была просто жестока.

Впрочем, когда Старшенькой исполнилось семнадцать лет, младшая помирилась с ней. Помирилась навсегда. Помирилась, подружилась, и они стали почти неразлучны. Во всяком случае, так казалось со стороны и так очень хотелось родителям. Маруся внимательно приглядывалась к переменам, которые случились, и радовалась.

– Петя, ну наконец-то они повзрослели!

А дочери действительно повзрослели.

Всю неделю класс собирал деньги на подарки мальчикам. Двадцать третье февраля было решено отметить

большим танцевальным вечером. Активисты десятого класса сходили к директору школы, выпросили ключи от актового зала, пообещали, что музыка будет тихая и приличная.

– Ничего предосудительного не будет, – три раза кряду важно повторила староста класса Любарская. – И еще мы принесем угощение. На уроке домоводства испечем печенье. А из напитков будут компоты, которые мы сами делали тоже на уроках домоводства.

Это все, видимо, на директора произвело впечатление – не какая-то там вечеринка, а выставка достижений ученического труда.

– Хорошо, только чтобы присутствовали родители. За порядком смотрели, чтобы ученики курить не бегали, ну и прочее…

Девочки ликовали – актовый зал находился на пятом этаже школы. Дежурные по школе туда если и забредут, то раз за вечер. Родителей, которые смотрели бы за порядком, надо будет пригласить самых либеральных. Тогда можно будет танцевать сколько угодно, слушать любую музыку, ну и вообще чувствовать себя свободно…

– Девочки, я сестру приведу? Не возражаете? – Старшенькая была уверена, что никто не будет против.

– Конечно, – ответили одноклассницы в один голос, – приводи. И главное, сама приходи.

Старшенькая улыбнулась – всегда приятно такое слышать, а особенно от подруг, которые уже в десятом классе стали немного соперницами. Однако к ней такого отношения не было. Конечно, сначала в голову приходило самое неприятное объяснение – она была не очень красива и серьезной конкуренции не составляла. Но в ее случае дело было в другом. Старшенькая удивительным образом вписывалась в любую компанию. Она не лезла вперед, не старалась никого затмить, она умела поддержать такой разговор, который был интересен всем, в том числе и мальчикам. Это последнее обстоятельство было особенно важно. Находиться рядом со Старшенькой означало находиться в гуще большой компании, где были красивые и умные ребята.

Сестры собирались на вечер под присмотром Маруси. Мать точно знала, что никакой вольности ее дочери не позволят себе.

– Постарайтесь не надевать много украшений, – напутствовала она их. – Сейчас в моду вошли пластмассовые. Мне они не нравятся. Уж лучше одно колечко из серебра, чем эти россыпи бус, которые выглядят дешево и вульгарно.

Или говорила что-то подобное:

– Чем короче рукав и больше декольте, тем длиннее юбка.

Понятно, что дочерям было еще далеко до декольте, но обучение надо было начинать загодя.

Дочери слушали и боролись за наряды Маруси:

– Мама, я возьму твой жакет?

– Можно, сумочку черную, плетеную?

Как правило, вкусы, а следовательно, просьбы совпадали. Маруся напрягалась, но старшая в последний момент всегда уступала.

– Ты молодец. Так и надо. Она повзрослеет и все поймет, она тоже тебе будет уступать, – сказал как-то Петр Никанорович Старшенькой.

Та кивнула, соглашаясь, но отец уловил сомнение:

– Что?

– Нет, папа, она не будет уступать. У нее такой характер. Уступать всегда буду я.