Свадьба в планы не входила
Шрифт:
Видимо, удалось.
– Какого чёрта ты вообще попёрлась к нему в офис со своим дурацким сюрпризом?! – раздался из трубки раскатистый бас отца.
– Папа?!
– А кого ты ожидала услышать?! Деда Мороза?!
– Естественно, я включила громкую связь! – ворвался мамин голос. – Слишком многое на кону! Я не для того заказывала платье у Gucci, чтобы твои капризы всё испортили!
– Мои… кап…капризы?!
– А что ещё?! Я слишком дорого заплатил за эту свадьбу, юная леди!
– Не смей быть эгоисткой, Ангелина!
– Будь
– И подарки Генри!
– Да-да! Сейчас же вдень в уши все его чёртовы подарки и жди своего жениха!
– Попробуйте только опоздать в «Клэйм Холл»! Я с тобой не так поговорю! Слышишь?!
– Милая, я уверена, это недоразумение! Я сейчас наберу Генри…
Дальше я не слушала. Оборвала связь.
В голове шумело, но несмотря на это я вдруг ясно поняла одно: я не выйду замуж. Вообще. Ни за Генри, ни за кого другого. Вообще никогда!
Это героическое решение принесло облегчение.
Я прошла в ванну, и, как была в платье, колготках и балетках (то-то ноги замёрзли, пока бежала к подъезду), перешагнула через бортик и включила душ.
Горячая вода успокоила. Насколько это было вообще возможно. Но и отрезвила. Чего я никак не могла допустить! Слишком уж назойливо скакали перед мысленным взором картинки: секретарша жениха в бесстыжем новогоднем костюме, маска блаженства, застывшая на холёном лице Генри…
Закутавшись в банный халат, я протёрла вспотевшее зеркало.
Всё как всегда – светлые растрёпанные волосы (прощай, новогодняя укладка!), широко распахнутые глаза со слипшимися после душа ресницами. Словом, моё лицо. Как по мне – самое обычное, хотя даже мама считает меня красивой (она любит рассказывать подругам после пары бокалов шардоне, что никак не ожидала, что из того страшненького и бледненького ребёнка может вырасти такая вот прелесть).
Ну, разве что глаза и нос покрасневшие. И губы припухли от слёз…
Но в целом – ничего необычного.
Словно ничего и не произошло.
И это почему-то пугало до дрожи!
Потому что с самого детства я считала, что хуже измены быть не может!
С тех самых смутных детских воспоминаний, когда мама, рыдая, запирается в ванной и отцу приходится выламывать дверь и выносить её, пугающе обмякшую, на руках… А потом в доме становится пусто и сиротливо, потому что мама в больнице! Мне, конечно, никто ничего не говорит, но в воздухе висит шёпот прислуги, что это всё из-за «измены».
Измена… Я, маленькая, понятия не имею, что это за зверь такой, но в моём понимании он куда страшнее всех вампиров Ван Хельсинга и монстра, созданного доктором Франкенштейном.
Потому что эта самая «измена» отбирает у меня маму и делает отца молчаливым и несчастным!
И вот, как оказалось, ничего такого. Никаких кружащих вокруг демонов, никаких страшных рож, оскаленных пастей.
Просто застывшее перед мысленным взором (надо заметить, довольное) лицо любимого и превосходство в глазах его
И, что хуже всего, все ведут себя так, словно ничего не произошло! Уверена, даже Генри не придал этому большого значения. Да что там Генри! Родители, как оказалось, и те не на моей стороне!
Все ждут от меня, что я буду хорошей девочкой. Как всегда.
Как всю мою грёбаную жизнь!
Вот уж чего они точно не дождутся!!
Озарение было ярким, внезапным. Болезненным.
Я с самого детства была послушной. Идеальной. Такой, как меня хотели видеть другие. Хочешь, чтобы мама улыбнулась, а папа тебя заметил? Заслужи! Будь милой, аккуратной, предсказуемой. Делай то, что тебе говорят. Ни шагу в сторону. Плакать? Разбрасывать игрушки? Капризничать?
В такие моменты меня запрещено было «замечать» даже прислуге. Словно я – пустое место, словно меня нет. Если «приступ своеволия» был слишком уж буйным, меня просто брали за руку и отводили в комнату. Мол, в пустой комнате устраивать «показательные выступления» не для кого. Сама успокоюсь. Выйти можно только умытой, причёсанной, в чистом платье, на котором ни складки. Улыбающейся и послушной. Идеальной.
Обидели в школе? Сама виновата. Не дай бог, конфликт с учителем? Учитель всегда прав.
«Извольте вести себя прилично, юная леди», – этот голос, холодный, металлический поселился в моей голове.
Ему вторил ещё один. Подозрительно похожий на мой.
«Ты – никто. Пустое место. Хочешь любви? Улыбок? Тепла? Заслужи!»
И вот сейчас я поняла – с меня хватит!
Где-то глубоко в душе сорвало клапан.
Плотину из зажатых, подавленных, тщательно утрамбованных запретных эмоций – прорвало. И обратного пути нет!
Больше никакой «идеальности».
Никакой «удобности».
Никакого Генри.
Первое, что я сделала после этого важнейшего в моей жизни осознания – открыла ещё одну бутылку. На этот раз шампусик попался розовый. Салютовав нарядной, благоухающей на всю квартиру ёлке, я отхлебнула прямо из горла. Тут же почудился мамин голос «Если ты пьёшь из бутылки, Анжи, неважно, что у тебя за причины, знай, ты проиграла!»
Послала голос к чёрту и сделала ещё глоток. Стало полегче.
Затем переоделась. К чёрту красное платье!
Вообще к чёрту всё, что нравится Генри! Вместе с самим Генри…
Джинсы, толстовка… нет, не эта, только не бесящий розовый цвет! Голубая… Ботинки на тракторе. Снова глоток шампанского…
Сердце вдруг ёкнуло, что-то заставило подбежать к окну. Так и есть.
Машина Генри у подъезда, и он сам, выходящий из неё с таким огромным букетом, что, наверное, даже астронавтам на орбитальной станции видно…
Бегом покинуть квартиру с курткой в руках, чтобы успеть разминуться с женихом. Он, конечно, поднимется на лифте, а мне и лестница сгодится. Мы не гордые.