Свадьбы не будет. Ну и не надо!
Шрифт:
Зарплата в частных школах была так хороша, что знакомая учительница русского и литературы (а что еще могла преподавать журналистка, не физику же!) поставила условие: все заработанные Беатой деньги будут отданы ей. После чего с чистой совестью отправилась на Кипр, объявив директору, что ложится в больницу «по женским делам». На место заболевшей Алины Михайловны по большому блату временно взяли молодого специалиста Беату Мстиславовну.
После «Семерых козлят» Беата даже школе была рада. Хотя дети ее пугали, если не сказать – раздражали. Отчасти она разделяла мнение своей подруги, называвшей несовершеннолетних
«Чем отличается педофил от педагога? Педофил любит детей».
Такой анекдот вспомнила Беата, готовясь сеять разумное, доброе, вечное практически задаром, за одну лишь зарплату в «Ажуре».
Однажды она уже чуть не попала в школу. Это тоже была авантюра из серии «Журналист меняет профессию», только тут журналист решил превратиться в старшеклассницу. Для этого в мире существовал тональный спрей от Cristian Dior, консилер для разглаживания мимических морщинок и прозрачная подводка, делающая глаза круглыми и наивными.
Беата и без подводки выглядела моложе своих лет, но это ее не всегда радовало. Однажды, уже после журфака, она отправилась брать интервью у директора некоей школы. Директрису где-то носило, ее пришлось ждать в предбаннике кабинета, куда вслед за Беатой ввалилась группа веселых тинейджеров, желавших получить экзаменационные работы. Пришла секретарша и выставила шумных ребят в коридор, после чего повернулась к Беате и сердито спросила: «А ты что здесь делаешь?»
Нет, загримироваться под школьницу не было проблем. Куда страшнее оказались физика, химия и алгебра, на которых Беата тут же должна была засыпаться, как радистка Кэт после бомбежки. Полистав учебники, Беата вздохнула и оставила мысль о возрастной роли для стареющей актрисы. Видно, не суждено ей еще раз вступить под школьные своды – и слава богу, что не суждено.
Но журналистская фортуна рассудила иначе. Окончательно запутавшись в спряжениях, Беата захлопнула справочник Розенталя и пошла в гардеробную искать длинную скромную юбку. В брюках и мини педагогам «Артефакта» ходить не разрешалось. А вы говорите – покреативить!
В длинной юбке с наспех зашитым разрезом, с забранными назад кудрями и совершенно ледяными от страха пальцами Беата на следующий день пришла на свой первый урок.
Первый блин, первая ласточка и прочие минорные ассоциации не оправдались. Первый урок стал первой любовью. Беата поняла, что способна полюбить опарышей, то есть, простите, маленьких детей. Даже детей из дорогой частной школы.
У нее были малыши – пяти– и шестиклассники, ужасно забавные и какие-то потерянные. Беата сначала не могла сообразить, почему эти избалованные дофины и инфанты вызывают у нее такое же чувство жалости, как детдомовские питомцы. Она поняла это постепенно, когда они, проникнувшись доверием, начали подходить к ней на перемене и секретничать.
– Беата Мстиславовна! А я сегодня из машины видела, как ворона каталась с крыши. Представляете: села на попу, растопырила крылья – и ка-ак поедет!
– Беата Мстиславовна! А вы знаете, что в метро сейчас опасно ездить! Там могут быть теракты.
– А ты разве ездишь в метро? – спрашивала Беата толстощекого Артема. Тот испуганно крутил головой. В метро он был только в раннем детстве, когда няня на прогулке соглашалась на его уговоры проехаться вверх и вниз по эскалатору.
– А я даже в электричке ездил, – презрительно замечал черноглазый Ромка.
– В электричках нельзя! – пугалась беленькая Настя. – Мама говорит, там бомбы... Нет, бо€мжи. От них болеют.
– Беата Мстиславовна, смотрите, какой мне мобильник купили!
– Беата Мстиславовна!..
«Может, они просто не приучены общаться друг с другом, поэтому бегут ко мне со своими новостями? – гадала Беата. – Нет, не то. Для общения, кроме ровесников, есть мамы, папы, бабушки... Вот именно! Они рассказывают мне вещи, которыми ребенок обычно делится с родителями. Но почему?»
Истина открылась ей, когда однажды, засидевшись над тетрадками почти до семи часов, Беата увидела своих пятиклашек в комнате продленки, где они играли на компьютерах или валялись на пушистом коврике перед телевизором. Все правильно, продленка еще работает. Но почему детей до сих пор не забрали домой? Родители заняты до поздней ночи?
Журналов с полными анкетными данными, как в старой советской школе, в этом эксклюзивном заведении не было. Но Беата нашла в секретариате личные дела своих учеников и наугад открыла несколько. Набор был стандартным: папа предприниматель, мама домохозяйка. Каким таким домашним хозяйством занимается мама, что ей недосуг до вечера забрать ребенка из школы? Доит корову, вскапывает огород, колет дрова? Про себя Беата решила, что, если у нее когда-нибудь будут дети (пойдем на такое допущение), она никогда, никогда в жизни не оставит их даже на самой лучшей продленке.
Если у нее будут дети! Если еще найдется мужик, от которого она согласится рожать детей... Но таких, наверное, в природе не водится.
– Опарыши – прелесть! – сообщила Беата Татке. Ей даже в «Ажур» не хотелось ходить. Да и когда ходить, если тут каждый день сплошные тетрадки и педсоветы...
Больше всех ей нравился Ромка, обстоятельный и очень взрослый одиннадцатилетний человек. С ним она после уроков вела долгие беседы о смысле жизни. Ромку тоже никто не спешил забирать. Мама и папа работают, объяснил он ей. Папа занят на фирме, а мама пишет сценарии. Пишет дома, но ей некогда, целыми днями она сидит за компьютером.
«Дурочка твоя мама, – подумала Беата. – Один час общения с ребенком важнее пяти сценариев. Поверьте человеку, который знает, что такое целыми днями сидеть за компьютером. Никому эти трудовые подвиги не нужны. Вряд ли при наличии папиной фирмы мамины сценарии пишутся для заработка. Наша мама в творческом поиске, да только не там ищет».
У других ребят мамы не работали, но целыми днями просиживали в салонах красоты или бегали по магазинам, покупая шмотки.
– Зачем? Это же так неинтересно! – удивлялся Ромка, для которого поход в магазин и парикмахерскую был тяжелым испытанием.