Свадебный офицер
Шрифт:
Дела у Пертини шли неизменно в гору, в немалой степени благодаря немереным аппетитам соседей. Приезжие — приезжими, но основной костяк посетителей остерии составляли местные жители. В полдень все до единого, начиная со священника Дона Бернардо и кончая деревенской проституткой вдовицей Эсмерельдой, прерывали свои дела и устремлялись к увитой виноградом террасе Пертини, где часа два вкушали королевскую пищу и пили вино из того самого винограда, что зрел прямо у них над головой.
Порой про живущих на склонах Везувия говорили, что они живут и трудятся под постоянной угрозой, — ведь каждый день может стать последним, — и потому безудержны в своих страстях, будь то вино, пища или любовь. Они и суеверны были больше, чем прочие неаполитанцы, которые, надо заметить, необычайно суеверны. Обед неизменно начинался с двойного
Одновременно бытовало мнение: пусть доктора и хороши для определенных случаев, скажем, чтобы зашить рану, но при недугах более мудреных требуется мага, или целительница. Мага во многом исполняла обязанности аптекаря, раздавала травы и составы снадобий для излечения таких повседневных напастей, как зубная боль или простуда, а также зелья, возбуждавшие в женщине любовную страсть или превращавшие мужчину в верного супруга. Под Везувием чудодейственное искусство магии распространилось гораздо шире, чем где бы то ни было, и если одно семейство владело секретом выведения бородавок, другое знало, как излечить больное ухо, третье же обладало средством от дурного глаза. В каждом семействе зорко следили, в ком именно из детей проявится наследственный дар. В семействе Пертини это определилось довольно рано. И Ливия, и Мариза помогали матери на кухне. Но вскоре стало ясно, что Ливия унаследовала кулинарные пристрастия матери. Мариза же стряпала иные яства: туда входили кровь молодого петушка, роса, собранная на рассвете в праздник Святого Джованни, или диковинные травы, росшие в глубине сосновых рощ на горных склонах.
Ливия и сама не помнила, как научилась готовить. Агата стала приобщать ее, совсем малышку, приставляя деревянную скамеечку, чтобы девочка могла дотянуться до плиты. К двенадцати годам закончились ее университеты: Ливия брала дело в свои руки, когда ресторанчик был полон народу, а мать хворала, что случалось все чаще и чаще. И Ливия уже не раздумывала долго, что и как делать, ни по одному рецепту в точности она не готовила никогда. Как математик может представлять сложные уравнения в виде моделей, а музыкант транспонировать мелодию из тональности в тональность, так и Ливия инстинктивно чувствовала, как лучше всего использовать то, что под рукой. Если Ливию спрашивали, как она готовит то или иное блюдо или как оно называется, она просто пожимала плечами и отвечала: «Sfiziosa!» — это неаполитанское выражение не имеет точного аналога в английском языке, да и в итальянском тоже, и означает что-то вроде: «шут его знает» или «само выходит». Скоро посетители ресторанчика выучились вопросов не задавать и просто благодарить судьбу, за то, что у них появился такой бесценный талант, даже если этот талант выпал scassapalle, обладательнице крутого нрава и острого язычка.
Во время обеда Ливия увидела Энцо в группе солдат, отметив, что он, бесспорно, самый видный из них. Отметила также, что разряженные участницы конкурса красавиц пристроились поблизости, то и дело кокетливо стреляя в солдат глазками. Ловя эти взгляды, парни отвечали на них взрывами шуток, при этом красавицы притворно надували губки. Понятно, все трое Фрателли кокетничали пуще остальных. Ливия вздохнула. Теперь Энцо уж явно не заглянет к ней на кофе. Старшая, Коломба, буквально из кожи лезла перед Энцо — верней, из шляпки, дурацкой, аляповатой, украшенной стеклянными фруктами и перьями. Ну и пусть! Эта самая Коломба прилепила Ливии за ее худобу прозвище stecchetto, зубочистка. Правда, Ливия после шестнадцати немного округлилась, но до пышнотелой Коломбы ей было далеко.
Внезапно Энцо поднялся из-за стола и направился к Ливии. Она отвернулась. Энцо не остановился, но, проходя мимо, тихо сказал:
— Я ведь не ошибся тогда насчет ангела. Ведь только ангел может готовить, как ты!
— Прибереги свои комплименты для той, кто победит на конкурсе красавиц, — бросила Ливия.
Однако вопреки самой себе радостно вспыхнула, и, заметив, что взгляды Коломбы Фарелли мечут в нее молнии, не без удовольствия улыбнулась.
Как раз когда Ливия обносила гостей блюдом с ломтиками абрикосов в вине, непременным dolce [6]в завершение праздничного обеда, не обошлось без неожиданности. Между Коломбой и ее двумя сестрами, Мими и Габриелой, вспыхнула ссора. И не просто ссора: к вящему ликованию наблюдавших за ними солдат в считанные минуты она переросла в ругань, визг, таскание за волосы и царапанье. Потребовалось вмешательство самого Дона Бернардо, чтобы утихомирить воюющих. Тот встал, стукнул по столу пустой винной бутылкой, призывая к тишине, и возмущенно сказал:
— Что за бесчинство! В назидание за ваше недостойное поведение, ни одной из вас премии не присужу.
— Кому же тогда достанется премия? — послышался голос из толпы.
— Никому не достанется.
— Но если никому, выходит, ничья? Значит, все, кто участвовал, выиграли? — заметил тот же голос.
Безупречная логика вызвала гул одобрения.
— Тогда я вручу премию… — взгляд Дона Бернардо обвел всю террасу и остановился на Ливии. — Я присужу премию той, кто действительно этого заслуживает, благодаря кому у нас сегодня такой восхитительный обед.
Этого еще не хватало. Участвовать и не выиграть было бы куда как скверно, но не участвовать и выиграть, потому что священник разозлился на сестер Фарелли, крайне унизительно. Да и Коломба такое никогда Ливии не простит.
Видно, та же мысль, хоть и с опозданием, пришла на ум и Дону Бернардо, и он слегка дрогнул, увидев, как сердито сдвинула брови Ливия.
— М-гм… Э-э-э…
Тут поднялся Энцо.
— Это он про Пупетту, — выкрикнул он, — она же просто чудо природы. Из ее ведь молока этот замечательный сыр бурата!
— Вот именно! — облегченно подхватил Дон Бернардо. — Да, я имею в виду Пупетту. Где же она?
Заслышав свое имя, Пупетта выглянула из-за угла террасы, за которым, стоя, как раз соображала, не уподобиться ли ей козе и не сжевать ли солдатскую пилотку.
Кто-то выкрикнул:
— Viva [7]Пупетта!
Выкрик был подхвачен общим гулом одобрения, все захлопали в ладоши. Сестры Фарелли поправили на головах шляпки и снова принялись кокетничать с солдатами. В конце-то концов проиграть буйволице совсем не зазорно.
Глава 2
После обеда пошли в ход и кастаньеты, и аккордеон, как бывало всегда в праздничный день. На таммурро, похожем на громадный тамбурин барабане из натянутой козьей кожи, кто-то, точно поддразнивая, принялся негромко выстукивать, зажигательно, ритмично, и все от мала до велика пустились в пляс. Дети плясали с дедушками и бабушками; маленькие девочки учились движениям, примостившись ножками поверх дедовских ботинок; матери кружились, придерживая у груди младенцев. Ну а солдаты, как и участницы конкурса, то и дело выставлялись друг перед дружкой, девушки грациозно извивались, юноши щеголяли всякими акробатическими вывертами.