Свалка
Шрифт:
Они вошли в туннель, в котором он уже бывал или очень похожий. Собаки остановились, как вкопанные и начали принюхиваться, пригнув плоские головы. – Что-то здесь не так, - сказал Дед, - Ну-ка, выключите-ка фонарь, - и выключил свой. Вокруг них, в бархатном мраке начали медленно разгораться созвездия зеленоватых огней. – Что это такое? – спросил он. – Не знаю, - растерянно ответил Дед, - Такого еще не было.
Своды исчезли, почва ушла у них из-под ног, туннель никуда не делся, но стал невидимым, свечение, наливаясь интенсивной зеленью, казалось висящим в пространстве, и от этого кружилась голова, казалось или действительно стало свежее, перестала ощущаться вонь, и в воздух проник тонкий запах гиацинта.
– Похоже, он реагирует на вас, - сказал в темноте Дед. Сложный узор казавшихся взаимосвязанными туманностей, спиралей и россыпей зеленых звезд был неподвижен, но стоило зафиксировать взгляд в любом направлении на любом из фрагментов картины, как вся система, оставаясь на месте, приобретала качество движения справа налево и вниз, им пришлось сесть на корточки, чтобы не упасть – казалось, звезды играют в прятки со взглядом, неуловимо смещаясь вне поля зрения. – Что за хреновина, - пробормотал Дед, - Кажется, что туннель идет во всех направлениях. Не нравятся мне эти игры. – Он включил фонарь – и пространство сразу
– Ну, вот, - удовлетворенно сказал Дед, - Теперь не до фокусов будет, - и на ощупь завозился, щелкая кнопкой обычного фонарика. – Не вижу ни хрена, батарейки, что ли, сели. У вас тоже не горит?
А он, сняв очки, смотрел на ослепшего Деда и не понимал, что происходит. Туннель был озарен мягким фиолетовым сиянием, в нем косо шел черный снег, зеленое свечение на стенах исчезло, стены исчезли, туннель стал столбом фиолетового света, протянувшегося из бесконечности в бесконечность, в котором напряженно застыли фигуры трех черных псов, и копошился, как таракан, Дед со своим фонариком.
«Кто я и где я?» - подумал он, псы повернули головы в его сторону, их глаза были, как серебряные дыры. – Да зажгите спичку! – раздраженно сказал Дед, - Я забыл свои. – Пойдемте, - он взял Деда за руку, - Надо выбираться отсюда. – В сиянии стали проступать структура и формы, собаки сорвались с места, он двинулся вслед за ними, торопясь в угасающем фиолетовом свете и волоча Деда к выходу.
– Да постойте! – Дед вырвал руку и выпрямился – жалкая и гордая слепая фигура в объявшей его тьме, - Не показывайте страха! – Он на ощупь пробрался к стене, достал из кармана нож, вырезал из пространства между стеной и полом кусок черной грязи и уложил его в полиэтиленовый пакет, - Теперь пойдемте.
Выбравшись из лабиринта, они укрылись в берлоге Деда и раскупорили бутылку коньяку, теперь все были настороже, в ожидании очередного налета на крыше Замка дежурил часовой.
Дед капнул в чашку мутно-желтый эликсир, - Выпейте, у меня такое чувство, что пора вас активизировать и приводить в форму, не зря Микос зашевелился. – В его присутствии у меня возникли мысли о смысле жизни, - заметил он. – Ха, у него возникли мысли, - Дед опрокинул свой коньяк в волосатую пасть, - Жизнь становится лучше и веселее, вам следует ускоряться, пока она не догнала вас сзади с молотком и гвоздями в руках. – Что вы имеете ввиду? – Дед перекосился в кресле, - Я имею в виду формулу скорости, достаточной чтобы улететь за сокровищами на небо, оставив в пропасти и во рже вора, который подкапывает и крадет. – Я не успеваю за полетом вашей библейской мысли. – А вы наращивайте скорость, а то не успеете за Микосом, и он вылетит через вашу макушку. Биокомпьютер человеческого мозга состоит из ста миллиардов нейронов, каждый из которых принимает информацию от десяти тысяч дендритных рецепторов и обрабатывает сигналы в двоичном коде со скоростью ста пятидесяти миллионов битов в секунду. Неужели вы думаете, что эта Вселенная существует для того, чтобы вы могли проживать тот вялотекущий процесс, который вы называете жизнью? Да за секунду человеческого времени в нервной системе происходят зоны времени, заполненные событиями, о которых мы не имеем ни малейшего понятия. Человек – это машина, созданная для того, чтобы миллионом способов обеспечить потребности нервной клетки, а то, что мы называем человеком – это застывший болван, который пялится через пару окон на статичные декорации, которые он называет миром. Очень возможно, что нервная система понятия не имеет о существовании болвана, да он и не существует реально, он – иллюзия в нейрологической Вселенной, где события происходят со световыми скоростями. – А вот хрен вам. Я – реальность. Я иду, куда хочу, и волоку свою нервную систему с собой, и я еду на ней, когда заставляю ее двигать своими ногами, пусть даже и, не зная, что в ней происходит. – Какими ногами? Единственная реальность – это атомная реальность, вы сто, в школе не учились? На энергетическом уровне человеческое тело – это туманность, где расстояния между атомами сопоставимы с расстояниями между солнцами в галактике. Что-то происходит в этой туманности, что вы осознаете, как желание двинуть вашей иллюзорной ногой или вашим иллюзорным хреном – вот и весь вам хрен до копейки, возьмите себе эту гадость. – Это не гадость. – Это глупость. Не будьте мальчишкой, который резвиться среди пыльных декораций, сшибая их наземь и полагая, что он – бог. Декорации – это не жизнь и нет смысла жизни в пыли под пыльными декорациями. Жизнь – внутри вас, там же, где и Царствие Небесное, об этом вам сказал Спаситель две тысячи лет назад. – Ничего он мне не говорил. – Я говорю вам – вы не бог, вы дьявол, но дурной, и кто-то должен научить вас профессии, пока не нашлись желающие искупить вашей кровью свои грехи, как они это сделали со Спасителем, который ввязался в наши дела, не зная толком, что тут почем.
Глава 16
День, заминированный возмездием, минул, на удивление, спокойно – либо смысл события оказался не по мозгам профессиональных налетчиков, либо кишка контры – тонка для повторной атаки, ночью, сменив часового, они стояли под яркими звездами на крыше Замка, было морозно, но ясно, запах свалки не доносился сюда.
– Что такое Микос, в техническом смысле? – спросил он. – В техническом смысле – это нервная система, способная изменять нервные системы других организмов, - ответил Дед, - Сознание – это химический процесс. Глупые плоские черви становятся умными, пожирая умных плоских червей. Необученная крыса становится профессионалом игры, в которую с ней играют дрессировщики, если ей вводить вытяжку из мозга дрессированных крыс. Утренняя чашка кофе превращает сонного обывателя в пижаме в энергичного деятеля в деловом костюме. На бытовом уровне это знают все, но мало кто задумывается над значимостью такого события, как чаш8ка кофе. Почему вы мгновенно узнаете о новой марке холодильника и ничего не знаете о медиаторах, делающих ваше сознание эффективней? Потому, что тем, кто делает игру, выгодно ваше неведение. – Дед усмехнулся, - Я не всегда жил на свалке. Приходилось живать и в Индии, я приехал туда со всем моим пиететом, чтобы припасть к источникам духовной силы и обнаружил, что все разговоры о силе духа йогов – бред собачий. Вы можете всю жизнь простоять на голове и ничего не получите, кроме мозоля на лысине. В основе всех йогических практик лежит применение нейромедиаторов, которое особо и не скрывается – просто не афишируется, никому не охота иметь неприятности с полицией. Этим медиатором несть числа, многие можно купить на базаре, но вы не найдете даже упоминания о них в европейской литературе. Йог – такой же человек, как и вы, он не может жить голым в снегах, он не может не бояться смерти, не может всю жизнь питаться корешками и не сдохнуть от анемии – он делает все это и многое другое, потому, что у него есть доступ к психотропным веществам, и он знает, как ими пользоваться. ЛСД был известен Кулу за тысячи лет до рождения Гофмана, а препарат спорыньи под названием «сома» описан уже в Ригведе – именно эту штуку принес в Грецию из Индии Дионис – с чего и началась античная цивилизация. Никто не задумывается о том, что чай – это психотропное вещество, которое делает психику эффективней, и что существуют нейромедиаторы, которые могут превратить обычного человека в Диониса. Почему это так? Да потому, что тем, кто делает игру, не нужны Дионисы на улицах – они сами хотят быть богами и являются ими, до тех пор, пока человечество - легко управляемое при помощи холодильников стадо баранов. Человек, вышедший на новый уровень понимания, не станет играть в их социальные и политические игры – он станет неуправляемым. Он ушел из-под пресса символьного давления, он живет в подлинной реальности, ему не нужен работодатель и законодатель – он сам себе и закон и хозяин. Человек ничего не делающий, чтобы купить холодильник – это самый страшный террорист, который, сидя в позе «лотос» разрушает цивилизацию, потребляющую человеков. Вот почему власть демонизирует психотропные вещества и запрещает их. Ей нет дела до того, что миллионы людей гибнут от алкоголя, от выхлопных газов, от спровоцированного ею голода и от ее войн – ей есть дело до того, что вы наносите вред своему здоровью, покуривая травку, и чтобы поправить ваше здоровье, она сажает вас в тюрьму. – Дед хлебнул из бутылки, - Вот почему я на свалке, а не в академии наук – здесь мне самое место. – А что вещает Минздрав по поводу Микоса? – поинтересовался он. – А что вещает наука по поводу телевидения? Каждый раз, когда вы облучаете вашу нервную систему, помещая ее перед телевизором, в ней что-то происходит, и никто толком не знает, что. Телевидению уже семьдесят лет, но это слишком малый срок, чтобы засечь возможные изменения на генетическом уровне. Но, если даже выяснится, что они ведут к мутациям – что это изменит? Всем известно, что выхлопные газы смертельно вредны – ну и что? Зато ЛСД запретили, едва он вышел из лаборатории – под страхом генетических мутаций. – Вы не ответили на вопрос. – Так я и не Минздрав. Я скромный инквизитор-любитель, а у вас уже выросли рога и хвост – чего вам бояться мутаций? – Дед мощно глотнул из ствола, - Жизнь – это линейный процесс с летальным исходом – расслабьтесь и получайте удовольствие, вы гарантированно доживете до смерти – согласно купленному билету. – Я интересуюсь чисто теоретически. – На нас уже обрушилось бремя практики. Микос – это фактор, ускоряющий время, если хотите. Я доил его по капле, как опытный мастурбатор. Но появились вы, и время хлынуло потоком, Микки уже ломает фонари и строит вам глазки, он сломает вашу клетку и вырвется на волю через вас – я уже чую запах серы своим помойным носом. – Это Микки вырвался на волю через мою задницу, - расхохотался он. Дед чуть не выронил бутылку, согнувшись пополам от смеха, - Двуликий анус! Мао-Бзде-Дун! Революция продолжается! – заорал он, его вопли далеко разносились в морозном воздухе, внизу хлопнула дверь, кто-то вышел из хижины и посмотрел вверх, - Пролетарии фекалий, слейтесь в оргазме! – орал Дед, свешиваясь через парапет, - В серп и в молот! – Бутылка вылетела из его рук и разбилась где-то далеко внизу, сам буревестник революции чуть не слетел вслед за бутылкой, но собутыльник успел ухватить его за штаны, и край крыши, всегда находящийся в голове у пророка отступил, на этот раз.
Глава 17
Утро зашевелилось в пепле отгоревших звезд и перегарной вони биллирубиновых революций, треснуло болью за стенками черепа, как пустая бутылка о кирпич – Микос мог даровать и жизнь, и истину, и силу – но ничто на Земле не могло отменить похмельный синдром.
Дед, злобно трясясь и похмельно чертыхаясь, возился со своими пробирками дрожащими руками. – Я думал, вы уже не проснетесь, - сварливо сказал он, - Я обыскал ваши карманы, но ни хрена не нашел. Куда вы дели ключи от машины? – Зачем они вам? – У вас там пол-ящика коньяку, вы что, похмеляться не собираетесь?
Через четверть часа берлога Деда озарилась мягким янтарным светом, боль растворилась в нем, тело, не успевающее за сердцем, перестало детонировать, и время, перестав разбрасывать катящиеся камни, вошло в свое русло.
– Вы оставили свой пост вчера, - мягко попенял ему Дед, - И нас могли захватить врасплох. – Это потому, что мне пришлось волочить вас домой. Иначе вы бы замерзли на крыше, и мне не с кем было бы похмеляться. – Ну, ладно, - отмахнулся ладонью подобревший Дед, - Не захватили же.
В комнату вошел крепкий, быстроглазый мальчишка лет шестнадцати, - Дед, там две машины подошли, с мусором. Не хотят платить за разгрузку. Говорят – сами разгрузим. – А что за мусор? – Какой-то вонючий порошок в мешках. – Удобрения? – Нет, не удобрения. Воняет, как резина. – Ну, пошли, посмотрим. – Они накинули куртки и вслед за пацаном вышли на свалку.
– «Контора», - сразу подумал он. У двух голубых «ЗиЛов», улыбаясь и не резко жестикулируя, четверо неприметных мужичков среднего возраста и среднего телосложения переговаривались о чем-то с группой раздраженных подростков, они выглядели слишком чисто для работяг, двое из них не позаботились прикрыть головы шапками или фуражками, их волосы были хорошо промыты и хорошо подстрижены, в ходе собеседования они по очереди и ненавязчиво перемещались вблизи машин, оглядывая свалку и ненужно оправляя одежду.
– Постойте, - он удержал Деда за руку, - Это разведка. Укажите им, где разгрузиться, проследите, чтобы не отходили от машин и пусть валят отсюда. – А что они здесь могут увидеть, кроме кучи дерьма? – беспечно ответил Дед, - А вот их деньги нам никак не помешают. Пустите, мне надо делать бизнес. – Они фотографируют, - предупредил он. – На всех фотографиях будет моя задница, - ухмыльнулся Дед, - Вы уже забыли про буферную зону? Никакой бизнес в подметки не годится шоу-бизнесу. Я продам им билет на шоу, и они мне заплатят за разгрузку, кем бы они ни были. А вы возвращайтесь в хату и не чапайте клиентов, мне нужны их деньги, а не их трупы. – В первой стадии подпития, еще не перешедшей в революционную, пастырь ангелов смерти и апостол Апокалипсиса был вполне доброжелательным человеком, отнюдь не склонным, в отличие от своего приятеля, отбирать деньги вместе с душой.