Свастика и Пентагон
Шрифт:
С другой стороны, они – простые ребята из постсоветской глубинки – обожали русское дворянство, а про Курского всем было известно, что он княжеского рода и, говорили, является потомком того самого Курбского, который когда-то состоял в знаменитой переписке с Иваном Грозным.
Итак, Гущенко и Лыков давно подбирали какоенибудь необычное дело, которое могло бы заинтересовать Курского. Им хотелось поработать со знаменитостью, они все не могли забыть сверкающие перлы шестидесятых годов – «Дело рыбзавода », «Дело Чугунина», «Дело ювелиров»…
И вот попалось
Лыков положил на стол папку, открыл, стал рассказывать:
– За Симеизом есть местечко Тополиное – красивый уголок у моря. Поселок возник в начале XX века, когда несколько богатых семейств из Москвы и Петербурга выстроили там свои виллы.
В советское время было построено три санатория.
Виллы отчасти стали санаторскими корпусами, другие же были поделены на квартиры, в которых жили работники санаториев. Вы, Сергей Сергеевич, конечно, знаете Симеиз и тамошние виллы с романтическими именами «Мечта», «Ксения»,
«Камея», «Эльвира», «Дива». Нечто подобное и в Тополином, хотя и скромнее. Есть там одна необычная вилла, построенная в 1901 году архитекто ром Семеновым для одного семейства, которая когда-то носила название «Свастика». Сами понимаете, было это задолго до фашизма, и в те годы свастика не ассоциировалась с чем-то злым и предосудительным. Скорее, наоборот, считалось, что это индийский знак счастья. Свастику любили Романовы. Вилла принадлежала Тягуновым. Тягунов слыл знатоком Индии, мистиком, богачом.
Дом двухэтажный, в плане представляет собой две свастики: первый этаж – правосторонняя, второй – левосторонняя. Сейчас внешние стены виллы настолько покрыты пристройками и балкончиками, что всего этого не угадать.
Лыков показал фотографию виллы. Она была красиво расположена на фоне гор, кипарисов, но настолько покрылась пристройками, что не только ничего свастичного в ней не осталось, но и вообще нельзя было сказать, что это вилла, – просто дом, обросший самыми разнообразными верандами, разномастными мансардами и сараями.
– В этом доме стали странно умирать люди.
Лобнев Степан Анатольевич, старик, был найден год назад в прихожей своей квартиры. Старику немудрено умереть, но экспертиза установила: смерть в результате отравления. Некий сложный яд. Ну, Лобнев выпивал, был в маразме, мог случайно употребить что-то не то, какую-то химическую жидкость. Пять месяцев назад скончалась Руденко Антонина Яковлевна, тоже весьма в летах, достаточно уже ветхая женщина. Казалось бы, Бог прибрал, но экспертиза настораживает – смерть в результате отравления, яд весьма схож с тем, который обнаружен в теле Лобнева. И, наконец, вчера третья смерть – Рогач Василий Васильевич.
Тоже старик, тоже жилец этого дома. Найден на лестнице. И снова тот же яд. Тело Лобнева сфотографировано не было, а вот Руденко и Рогача мы сфоткали. Взгляните.
Гущенко подвинул Курскому пачку фотоснимков.
На
– Обратите внимание: позы трупов совершенно совпадают. Те, кто видел мертвого Лобнева, свидетельствуют: лежал на полу в прихожей в той же позе. Один в один.
– Возможно, схожая конвульсия в результате воздействия данного яда? – спросил Курский, перебирая фотографии.
– Видимо, так. Очень может быть.
– Что же, вы полагаете, кто-то травит стариков?
Что можно сказать о яде? Нельзя ли найти техническую причину: утечка газа, другие бытовые яды?
– Яд странный, сложный. Техническая инспекция дома осуществлена, ничего не обнаружено.
– Сколько в доме квартир?
– Шестнадцать. Восемь на первом и восемь на втором.
– Много старых людей живет?
– Очень многие сильно в возрасте.
– Ну, здесь пахнет жилищным криминалом.
Возможно, кто-то хочет завладеть квартирами или домом?
– Вряд ли. Дом на балансе санатория «Правда ». Дело, кажется, не столь прозрачно. Вот еще снимки трупов. Вот это было обнаружено на телах Руденко и Рогача. У Руденко – на спине, чуть ниже затылка, а у Рогача – на щиколотке.
Гущенко показал два снимка. На фрагментах кожи обоих трупов виднелись странные красноватые переплетающиеся линии, образованные чемто вроде вздутий на коже. Нечто вроде ожогов, но странной формы. Странный узор, нанесенный на тело как будто с помощью раскаленной иглы.
Курский внимательно рассматривал оба снимка.
– Занятно, – наконец сказал он. – Я хотел бы взглянуть на труп Рогача.
– Взглянете, Сергей Сергеевич, – обрадованно кивнул Гущенко, внутренне ликуя оттого, что старик втягивается. – Тело в морге. А не хотите ли прямо сейчас в Ялту, в морг, а потом съездим в Тополиное?
Чудный уголок.
– Какие версии разрабатываются следствием?
– Пока эскизы, Сергей Сергеич. Наметки. Какие у нас версии – так, возня с фактами! А вот у жильцов дома в Тополином есть версии. Народ, как говорится, шушукается, кудахчет. Шепот пошел уже по всему поселку. Говорят, что дом нечист, конечно. И на разные лады в этом шепоте и шушуканье повторяют одно слово. Словечко.
– Какое же?
– «Свастика», Сергей Сергеич. Дом-то раньше, до революции так назывался, об этом помнят.
Экзотичный дом. Свастика там везде, хоть и сбили лепные фронтоны, мозаики под окнами, но осталась мозаичная плитка на лестницах, остались мелкие орнаменты. Сколько ее ни уничтожали, а везде – она. Как паучок, живет то в одном углу, то в другом. И вот здесь что обращает на себя внимание: позы трех трупов – то, что вы назвали сходной конвульсией в результате воздействия яда, – они выглядят так искусственно, странно и очень похоже, что словно кто-то уложил их так, чтобы тело максимально напоминало свастику. Трупы, насколько это позволяет форма человеческого тела, лежат в форме свастики.