Свастика на орбите
Шрифт:
Мой собеседник успел довольно подробно рассказать все это, когда мы наконец приблизились к месту падения. Это была довольно крупная воронка, вся трава в радиусе десятка метров вокруг которой выгорела. Безобразное черное пятно на поле — вот и все, что напоминало о свалившемся с неба госте,
Но все ли? По словам Аурелиано, военные и полиция пробыли здесь не очень долго — они погрузили на специальный транспорт сам объект, отобрали сувениры у местных (кто отдал, разумеется) и прочесали поле, причем не очень тщательно… Да здесь в траве наверняка сидит огромное количество обломков, которые наши представители власти по своему всегдашнему ротозейству просто не нашли! Может быть,
Работа на поле заняла практически весь день до захода солнца. Мне было совершенно наплевать на то, что я не спал вторые сутки, — это был азарт археолога, первооткрывателя, тем более что находки следовали одна за другой, Разумеется, это были в основном мелкие детали — куски проводов, какие-то оплавленные железные изделия… Но я, как ребенок, радовался каждой найденной вещи»
Вечером, сердечно распрощавшись с сеньором Гарсиа и его семейством, я отправился домой.
Чешское клеймо и палец, мумии
Дома я, как заправский археолог, расстелил на полу чистую ткань и начал разбирать свои находки. Собственно, ничего особенного они мне не говорили — да, передо мной был металл, да, некоторое время он подвергался воздействию очень высоких температур, но это я знал и так. Нужно было обратиться к специалистам. К счастью, у меня был хороший друг в Национальном историческом институте, а среди прочих неоспоримых достоинств этой конторы было то, что там имелась прекрасная лаборатория, оснащенная по последнему слову техники. В ней можно было сделать химический, спектральный, радиоуглеродный анализ чего угодно. Так что на следующий день я отнес другу ящичек со всеми найденными предметами и стал ждать результата.
Его звонок раздался через несколько часов.
— Ганс, ты что, проверяешь наше оборудование? — послышался в трубке раздраженный голос.
— А в чем дело?
— Обломки, которые ты мне притащил — явно куски какого-то разбившегося немецкого самолета. Металл, из которого они сделаны, был выплавлен на заводе Круппа в первой половине 40–х годов. Об этом говорит его структура. Видимо, самолет был сделан в Чехии, потому что на одном из фрагментов ясно видно клеймо чешских оружейных заводов. Его ни с чем не спутаешь, а после 1945 года оно было заменено на другое. Кроме того, бьюсь об заклад, что самолет долгое время лежал в африканской пустыне.
— Почему?
— Ну, палец летчика, он мумифицировался…
— Палец летчика?! — честно говоря, никакого пальца среди своих находок я не замечал.
— Ну да, палец. Ты что, не видел его? Тоже мне, археолог-любитель. Он, конечно, совсем обгоревший и напоминает кусок толстого провода, но в том, что это палец, нет никаких сомнений. Единственное, что мне кажется странным, — это то, что сгорел он уже после того, как мумифицировался. Ты что, жег все эти обломки, что ли? Следы горения совсем недавние, Ладно, еще что накопаю — позвоню.
Я знал, что мне повезло, но не представлял, что настолько. В моем распоряжении оказались фрагменты тела того, кто управлял этим аппаратом! Был ли он человеком? Думаю, да, иначе мой дотошный друг немедленно указал бы мне на какие-нибудь странности в строении этого важного органа человеческого тела. Правда, может быть, у него пока просто не дошли до этого руки…
Но на данный момент антарктическая гипотеза, казалось, начинала приобретать все более и более реальные основания. Действительно, откуда еще мог прилететь объект, сделанный из германской стали середины 40–х годов? Где еще могли сохраниться эти технологии, кроме как в тайном убежище нацистов на ледовом континенте? Ведь на завершающем этапе войны туда было эвакуировано большое количество всевозможных стратегически важных производств, которые должны были позволить базе выжить самостоятельно. Подлодки и тяжелые транспортные самолеты «Юнкерс–390» вывозили в Антарктиду весьма ценный персонал.
Не секрет, что после поражения в войне Германия недосчиталась многих известных ученых. В основном это были те, кто крепко связал себя с нацистским режимом и не ждал ничего хорошего от победителей. Среди эмигрировавших были биологи, специалисты по ракетной технике, ядерной физике, самолетостроению.
В числе этих людей было немало фанатичных нацистов. С ними ехали квалифицированные рабочие, которым предстояло расширять производство в Новой Швабии. Среди них наверняка были и металлурги (учитывая, что собственное металлургическое производство на родине пингвинов появилось еще в начале 40–х годов). Кроме того, из Германии в Антарктику переправлялись целые высокотехнологичные заводы, которых победители потом не досчитались и весьма недоумевали по этому поводу.
Чем же мог быть разбившийся объект? Летательным аппаратом нового, неизвестного всему остальному человечеству типа? Вполне возможно. Запущенный из Антарктиды, он потерпел крушение в Патагонии — практически рядом. Да, мне действительно повезло — теперь в моей коллекции есть предметы, созданные на тайной базе нацистов. Было чем гордиться.
Впрочем, самолюбованием я занимался недолго. Из этого состояния меня вывел очередной звонок из Национального исторического института. На сей раз мой друг был в еще более расстроенных чувствах. Разговор он начал на повышенных тонах:
— Что ты меня дуришь?! Думаешь, мне заняться совсем нечем, шутник? Где ты взял эту ерунду? Коллеги мне говорят, что она изготовлена совсем недавно, а я считаю, что минимум полвека назад! Как ты это объяснишь, а, иллюзионист несчастный?
— Что именно? — спросил я, мысленно поздравляя себя с победой. Все, как я сказал, мои находки были изготовлены совсем недавно по старым немецким технологиям. Это я торжествующим тоном и заявил своему другу.
— Как бы не так, чертов мистификатор! — взорвался он. — Все было бы слишком легко! Не буду вдаваться в подробности, долго объяснять, но сейчас так сделать бы не получилось. Специфический способ изготовления, специфическое оборудование, вполне узнаваемая лотарингская руда…
— А не могло быть так, что эта штука сделана из старого переплавленного металла?
— Нет, — не допускающим возражений тоном отрезал мой друг. — Это совершенно
нереально. Тем не менее нет никаких следов коррозии или усталости металла. Такое впечатление, что он последние шестьдесят лет находился в безвоздушном пространстве…
На этом наша беседа завершилась. Друг обещал позвонить, если обнаружит еще что-нибудь интересное, а я погрузился в глубокие раздумья.
Честно говоря, я люблю придумывать гипотезы и не люблю их разрушать. Но приходится быть честным с самим собой — выстроенная мною логическая конструкция рассыпалась со скоростью, достойной самого ненадежного карточного домика. Ведь если этот металл был действительно выплавлен в Германии в первой половине 40–х, то весьма сомнительно, что его использовали только сейчас, а до этого он неподвижно лежал на каком-нибудь складе. В самом начале своего существования антарктическая колония была не настолько богата, чтобы позволить себе такую роскошь, и каждый ввезенный кусок металла ценился на вес золота. К тому же, насколько я знал, в Антарктиду отправлялись только готовые изделия.