Свечи
Шрифт:
Профессор покорно вздохнул и как-то смиренно посмотрел на главного врача. Тот, в свою очередь, кивнул своим помощникам, которые будто бы ждали этой команды. Укол был сделан. Глаза профессора осоловели, он улыбнулся и повалился на диван.
Главный врач покачал головой и направился к выходу.
– Так вы видите, что мы были правы?! – крикнул в спину главному врачу лечащий врач.
Тот остановился и повернулся к своим помощникам. Он достаточно долго молчал, видимо, обдумывая, что ответить и, наконец, нерешительно произнёс:
–
Главный врач вышел из ординаторской.
– Гена, по-моему, он как-то неуверенно это сказал, – обратился к лечащему врачу коллега.
– Пётр, ты это тоже заметил?
В ответ Пётр кивнул головой.
– Ещё небольшой штрих, и кафедра будет свободна!
– Гена, мне страшно. Неужели мы сможем завалить такого мамонта?
– Не дрейфь, Петя, мы его уже почти завалили.
– Да, но…
– Никаких «но». Ты хочешь защитить кандидатскую?
– Хочу.
– Тогда вперёд!
– Ты бы потише говорил, – Пётр скосил глаза на лежащего профессора.
– Не бойся, я ему столько вколол, что он ничего не услышит.
– А если он… Я в том смысле, что он уже в возрасте.
– Обижаешь. Я всё-таки врач. Будет крепкий здоровый сон, только очень долгий.
Словно в подтверждение слов лечащего врача, профессор повернулся на бок и захрапел.
Доктора заулыбались и вышли из ординаторской.
Человеческий мозг устроен так, что отключить его принудительно невозможно: можно погрузить человека в сон, можно заставить его молчать или, наоборот, говорить, но заставить не думать – невозможно.
Возбуждённый своим открытием, Егор Степанович не прекращал думать о формуле ни днём, ни ночью. Как психиатр, профессор понимал природу происходящих в мозгу процессов. Понимал, но, к сожалению, ничего с собой поделать не мог. А, может быть, не к сожалению? А, может быть, к счастью? Да разве мы с вами смогли бы сегодня пользоваться благами цивилизации, если бы не было людей, которые до изнеможения не истязали бы себя ради того, чтобы хоть на шаг, хоть на полшага, хоть на микрон приблизится к заветной истине? Приблизиться для того, чтобы понять, что чем ближе приближаешься к истине, тем дальше она отодвигается. Взять хотя бы обыкновенные часы: мы смотрим на привычный циферблат, и даже не задумываемся, что ради того, чтобы доказать, что в году триста шестьдесят пять дней, пришлось провозгласить, что Земля вращается вокруг Солнца, провозгласить и взойти на костёр.
Егор Степанович был на грани изнеможения из-за этой проклятой формулы. Он понимал, что без отдыха больше нельзя, что так можно просто помешаться.
Профессор заметил, что у него дрожат колени. Он остановился, огляделся и присел на скамейку.
Лёгкий ветерок остудил горячую голову, и учёный почувствовал облегчение. Он закрыл глаза и попытался забыться. Однако со стороны Егор Степанович смотрелся странно: пожилой человек сидел на скамейке
Двое прохожих остановились, внимательно посмотрели на песочные росписи и сели на скамейку рядом с профессором.
– Я, конечно, ничего в этом не понимаю, – сказал один прохожий – но что-то похожее я уже где-то видел.
От этих слов глаза Егора Степановича открылись, и он возмущённо посмотрел на незваных собеседников.
– Вы это нигде видеть не могли! – почти выкрикнул он.
– Это почему же? – не понял собеседник.
– Потому что эту формулу открыл я, – гордо сказал профессор.
– Я, или не я, – вступил в разговор второй прохожий, – какая разница? Вон, Ричард тоже считал, что открыл закон вращения Земли вокруг Солнца, а что оказалось?
– А что оказалось? – не понял профессор.
– А оказалось, что таких открывателей хоть пруд пруди. Взять хотя бы этого Коперника…
– Вы хотите сказать, что Коперник не открывал этого закона?
– Я хочу сказать, что до него его открыл Ричард, – собеседник показал на своего приятеля.
– То есть, Коперник украл у вашего приятеля открытие? – засмеялся профессор.
– Ничего смешного в этом нет, – обиделся собеседник. – Ничего Коперник не крал. Он просто не мог украсть, потому что ничего не знал об этом открытии.
– Не знал? – переспросил профессор.
– Не только не знал, но и не мог знать, потому как Ричарда сожгли за своё открытие на костре.
– Кого, кого? – не понял Степан Егорович.
– Меня, – вступил в разговор второй прохожий.
Только сейчас Степан Егорович обратил внимание на внешний вид своих собеседников. Оба они были облачены в римские тоги, а ноги украшали высокие сандалии. Один собеседник от другого отличался наличием лаврового венца на голове.
«Больные, – тут же мелькнуло в голове у профессора. – Интересно, откуда они сбежали?» Он попытался припомнить их лица, но не смог. «Нет, среди моих пациентов таких нет», – подумал он.
Будто бы читая мысли профессора, один из собеседников, тот, что был в лавровом венце, ухмыльнулся и сказал:
– Вот только не надо нас за психов принимать.
Степану Егоровичу стало стыдно за свои мысли, и он попытался оправдаться перед своими собеседниками.
– Просто вы так странно одеты… – сказал он.
– Почему странно? – спросил второй собеседник. – Сейчас жарко и моя одежда очень даже удобная.
– Это Джон – мой помощник, – представил собеседника тот, которого сожгли на костре.
– Степан Егорович, – тут же представился профессор.
– Да мы знаем, знаем, – замахал руками Джон. – Кстати, ваша одежда ничуть не лучше нашей.
Степан Егорович посмотрел на свою одежду и с удивлением заметил, что она ничем не отличалась от одежды собеседников. Правая рука невольно потянулась вверх и ощупала голову.