Свенельд. Оружие Вёльвы
Шрифт:
– Хольти! – окликнул Бьёрн конунг, не поворачивая головы. – Спишь, хитрый пес? Пора тебе подниматься.
– Я вовсе не сплю, конунг. – В ответ на этот призыв некий человек поднялся с пола, где дремал на подстилке возле конунговой лежанки. – Думал, ты еще не проснулся, не хотел беспокоить.
– Мне нельзя долго спать – так и жизнь пройдет. А тебе пора собираться в дорогу.
– Слушаю, конунг.
Мужчина лет тридцати или чуть меньше, стоявший возле лежанки, провел рукой по лицу, стирая остатки сна, и одновременно прикрыл зевок. Вид у него был довольно приятный – мягкие черты, длинный нос со вдавленной спинкой, изогнутые густые брови. Хитрые глаза его всегда имели доверительное выражение, но надо сказать, им никто не верил; лукавство было так и написано на этом лице, и всякий понимал, что хоть любимый конунгов раб и выражает всем своим видом
– Наступает весна, – заговорил Бьёрн. – Тает лед, скоро корабли смогут выйти в море. Меня беспокоит этот ублюдок, этот берсерк… Ты знаешь, о ком я.
– Конечно, конунг. – Хольти поморгал заспанными глазами. – Об Эйрике сыне Алов. Но он же еще летом убрался куда-то на Зеландию. С тех пор как он вроде помирился с Торберном, его там охотно принимают, тебе назло…
В этом доме Эйрика Берсерка никогда не называли сыном Анунда, а только сыном Алов, будто отца у него вовсе не было, а с тем не было и прав на Бьёрново наследство.
– Вот именно. Он слишком давно там сидит. Это мне и подозрительно. Не задумал ли он что-нибудь опять против меня? Он же сказал, что так не оставит этого дела – когда в тот раз требовал у меня часть моих владений. Близится седьмое лето, как… Мою судьбу требуется подкрепить. Я хочу, чтобы ты поехал к моей старой кормилице и сказал ей вот что…
Он сделал знак, и Хольти почтительно наклонился над лежанкой.
– Пусть она сделает так, чтобы Эйрик этим летом пришел сюда к нам. А я уж буду готов его встретить как подобает. Я хочу покончить с ним, чтобы не искать его по всем морям и не ждать, что он внезапно выпрыгнет откуда-нибудь, как тролль из мешка, и опять станет грабить мои владения или корабли моих людей. Ты понял?
– Но ты ведь еще не говорил Олаву…
– Олав все узнает в свое время. Ты, пес, знаешь больше, чем сын конунга, ты гордишься этим?
– Я твой раб, конунг. Мне не пристало гордиться.
– Хорошо, что ты знаешь свое место, – проворчал Бьёрн. – Ты будешь награжден. Ты сможешь осуществить твою месть моими руками, руками конунга – скажи, хоть еще одному рабу на всем свете так повезло?
– Ни одному рабу на свете, конунг, – привычно подтвердил Хольти.
– Цени это. А когда ты ему отомстишь, когда мне наконец надоест жить, я возьму тебя с собой в Валгаллу. Даю тебе слово конунга. Как бы ты еще попал туда, если бы не моя доброта? Ждала бы тебя Мокрая Морось, и спал бы ты на мокрой тощей подстилке, и терзал бы тебя вечный голод, и жажда, и тоска была бы твоей ежедневной пищей, а густой туман и дым – воздухом. В Валгалле я вновь буду молод, а ты будешь прислуживать мне и каждый день получать мясо и пиво, не хуже иных витязей. Ну, кому еще так повезло?
– Никому, конунг.
– То-то же. Отправляйся в дорогу, я хочу, чтобы к Дисатингу все уже было улажено. И тогда на пиру я прикажу собирать войско, чтобы к началу лета охотники были готовы и дичь прибежала прямо на копья и стрелы.
– Ты очень добр, конунг.
– Что? – Мохнатые брови сдвинулись.
– Ты очень добр ко мне и к твоей кормилице. Прикажешь отвезти ей обычные подарки?
– Отвези. И не засиживайся там. Как начнешь чесать языком со всем ее бабьем…
– Да где уж мне, конунг? Разве будут такие благородные женщины обращать внимание на раба?
– Не прибедняйся. Ты и к богам сумеешь подольститься.
– Это все только ради службы, конунг… – Хольти еще раз прикрыл рукой зевок. – А сам я хоть сто лет не видел бы ни одной бабы.
Выехав в то же утро, Хольти, верхом на конунговой лошади, ведя за собой в поводу вторую, нагруженную мешками, весь день двигался на юго-восток. Путь его лежал вдоль бесчисленных рукавов, мысов и бухточек огромного морского залива, далеко вдававшегося в сушу. Будучи на деле частью моря, назывался он Логринн, что означает просто Озеро. Самых неровных очертаний, разбросав длинные узкие заливы, будто дерево ветки, Озеро омывало тысячи островов,
19
Восточным у древних скандинавов называлось Балтийское море.
К вечеру Хольти прибыл к усадьбе, хорошо ему известной, носившей название Дубравная Горка. В молодых и зрелых годах Бьёрн конунг несколько раз в год посещал ее сам: тогда говорили, что здесь живет его кормилица, старая Унн. Лет двадцать назад она умерла, и с тех пор Бьёрн посылал подарки ее дочери Трудхильд, своей молочной сестре. Кое-что не вязалось: Трудхильд, хозяйке усадьбы, на самом деле было за шестьдесят; возраст почтенный, мало кому удается до такого дожить, но она не могла быть молочной сестрой конунга, который старше ее лет на двенадцать. Впрочем, едва ли кто знал в точности ее годы, да и годы конунга. Кто станет совать нос в такие дела? Даже если кто и думал, будто Бьёрна некогда связывала с Трудхильд любовная страсть, подозревать в ней седых стариков было глупо, да и обязанность отвозить подарки он давно передал Хольти.
За давностью лет во всей стране нашлось бы очень мало людей, понимавших истинную природу связи Бьёрна конунга с женщинами из Дубравной Горки. А те – давно покойные сплетники сорокалетней давности, – очень удивились бы, если бы узнали, что Бьёрн конунг ни разу не видел лица Трудхильд…
Солнце садилось; серые плоские облака полосами лежали на светло-желтом небе, подсвеченные густым ягодным цветом. Эти же облака в точности отражались в спокойной воде озера, и оттого казалось, что ближний плоский остров – лишь тонкая полоска растительности, вдруг выросшая посередине сплошного желто-серо-багряного пространства неба.
Хольти въехал в ворота, но на него не обратили внимания, пока он не спешился у крыльца большого дома. Возле двери стояла крепкая девушка лет двадцати, в простом платье из светло-серой шерсти, в бурой накидке.
– Привет и здоровья тебе, госпожа Ингвёр! – Хольти отвесил ей почтительный поклон. – Стоишь ждешь, пока там наверху, – он показал на небо, – кое-кто выйдет оглядеть землю? Тебя-то он сразу приметит: лицо твое сияет, будто солнце.
Он намекал на многочисленные веснушки, от лба до подбородка усеявшие круглое лицо девушки. Не считая этого недостатка, она была весьма миловидна – с немного вздернутым носом, красиво изломленными на внешнем конце бровями, глазами глубокой синевы.
– Хольти! – Девушка тоже его узнала. – А ты никак явился предложить мне золотые яблоки жизни и волшебное кольцо [20] ?
Хольти виновато развел руками:
– Я привез два мешка подарков, но тот, кто их вам посылает, не очень похож на Фрейра, прямо говоря.
– Здоров ли конунг?
– Здоров, получше, чем иные молодые. А как твоя почтенная бабка?
– Отведи лошадей, я пока предупрежу ее о тебе. Скажу, – девушка остановилась и окинула Хольти взглядом с головы до ног, – что ты так же непозволительно дерзок, и конунгу давно пора тебя приструнить!
20
Эти дары предлагал Скирнир, посланец Фрейра, когда явился сватать Герд.