Сверхбогачи
Шрифт:
Когда историки хотят привести примеры переплетения личного и государственного в шахском Иране, они обычно ссылаются на две группы событий. Одна связана с коронацией шаха и шахини (после прогремевших над головой династии бурь положение шаха, казалось, вновь укрепилось). Другой пример — празднество, устроенное по случаю 2500-летия со дня основания Персидского государства на развалинах древней столицы Ирана Персеполя.
На коронации шах был облачен в доставшуюся ему в наследство от отца королевскую мантию, усыпанную жемчугами, золотыми и серебряными украшениями. (На мантию было нашито 2 кг натуральных жемчужин!) У шеи она была перехвачена застежкой, которая была изготовлена для одного из шахов в XVIII веке и которую украшал бриллиант в 781 карат. На пряжке золотого пояса, охватывавшего
Взглянем теперь на другую вспышку роскоши. 15 октября 1971 г. в Персеполе на развалинах столицы бывшей Персидской империи, подчеркивавших ее величие, посреди ныне пустынной местности было разбито 60 фантастических по богатству и довольно безвкусных шатров для приглашенных гостей и самого императора. Шатры, натянутые на колья из благородных сортов дерева, были изготовлены из непромокаемого материала. Обитые изнутри красным бархатом, шелком и искусственной кожей, шатры были обставлены дорогой мебелью и мраморными столами и освещены золотыми и бронзовыми светильниками. Кушанья и напитки на торжественный банкет были самолетами доставлены прямо из Парижа, из ресторана «Максим». Повара, буфетчики и официанты — тоже из Парижа. Для того чтобы торжественный обед протекал без помех, иранская авиационная компания установила «воздушный мост» между Парижем и Персеполем. (Оно и понятно: как иначе перебросить без потерь и срочно 25 тыс. бутылок дорогих марочных вин «Шато Лафит Ротшильд» по цене 100 долл. за бутылку!)
Празднество по ценам того времени обошлось в 100 млн. долл. Вскоре один американский журналист получил у шаха интервью. «Не преувеличивает ли молва расходы и пышность юбилейных празднеств в Персеполе?» — несмело поинтересовался он.
Шах тогда (в первый и последний раз) сформулировал свой взгляд на личную собственность государя и на ее переплетение с собственностью государственной. Он так выразил свою мысль: «Вы у себя на Западе не понимаете моей философии власти. Персы считают своего государя отцом. Все, что принадлежит им, принадлежит и их отцу. Все, что израсходует отец, считается, что израсходовали они. И я не сделал ничего другого, как только отпраздновал семейный день рождения. А глава семьи — это тоже я». Вот и все, что касается переплетения личной и государственной собственности в Иране.
Что же касается государственной тайны, то французский историк Жерар де Вийер, поддерживавший хорошие отношения с шахским двором, так характеризовал обстановку: «Абсолютное требование держать все в тайне не позволяет получить даже приблизительные данные относительно шахского имущества. Все, что связано с имуществом государя и остальных членов клана Пехлеви, хранится в глубочайшей тайне, то есть является совершенно секретным. Своими финансовыми делами государь руководит единолично или через единственное доверенное лицо — заместителя министра двора. Часть шахского имущества составляют огромные земельные владения, которые не были поделены между крестьянами во время земельной реформы. Судя по всему, шахским имуществом в целом управляет швейцарский банк «Юнион де бэик Сюиз». Доходы шаха складываются из самых различных источников — от вкладов за рубежом до нефтяных танкеров и дворцов. Иногда наружу просачиваются и более подробные сведения, а точнее говоря, сплетни о размерах богатств шаха. На основании этих слухов можно лишь сказать, что речь идет о многих миллиардах долларов, находящихся в личном владении шаха, даже если оставить без внимания семейные предприятия, замаскированные под государственные фирмы».
Боясь нарушить тайну, люди в Тегеране только шепотом делились сведениями о богатствах шаха друг с другом. Говорили, например, что гостиница «Хилтон» в Тегеране является, собственно говоря, собственностью шаха и что одна из сестер шаха за 5 млн. долл. построила себе дворец из розового мрамора. Другая его сестра, принцесса Ашраф, имеет даже три дворца в Иране, виллу на французской Ривьере, две роскошные квартиры в Париже и одну в Нью-Йорке. Кроме того, она — главный акционер иранской лотереи и каждую неделю загребает себе миллионы из прибылей этого предприятия.
Де Вийер на основе таких отрывочных сведений и слухов однажды заявил: «Жизненный стиль семейства Пехлеви поверг бы в финансовую катастрофу и разорил бы самого Рокфеллера...»
Все это, однако, мы, пользуясь американским выражением, назвали бы только «мелкими орешками». Драгоценности короны — большей частью наследие от дальних предков иранских шахов, и хотя они принадлежат «главе шахского семейства», в час бегства шаха они так и остались лежать в стальных сейфах государственного банка. Внешние признаки роскоши — это только косвенная, пусть и говорящая о многом, информация о размерах имущества Пехлеви. Но зато история возникновения этого богатства и техника управления им общеизвестны. И это на данный момент единственный способ, с помощью которого, пусть не в цифрах, можно определить размеры «великого грабежа».
Историю стяжательства этого богатства можно начать с истории одной лжи (или, вернее, с разоблачения этой лжи). Сам шах и его окружение с помощью западных крупных газет, рыдающих над их судьбой, изобразили крушение монархии в Иране таким образом, будто была свергнута старинная королевская династия.
На самом деле ничего подобного не было. Отец шаха был простым, не знавшим грамоты погонщиком ослов. В конце прошлого века он приплелся в Тегеран из бедного селения и бродил по нищим окраинам города в поисках хоть какой-то работы и куска хлеба.
Сейчас точно не установить, когда именно погонщик ослов пришел в Тегеран, как никто не может сказать, когда он родился. В своих поздних биографиях шах поведал иранскому народу и всему свету легенду о том, что его семья происходит от древнего персидского рода, который всегда поставлял важных чиновников для двора. Но эту легенду никто не принимает всерьез. Известно только, что старого погонщика ослов звали Реза, и родом он был из маленькой деревушки Шавад Коух. Было ему всего 40 дней, когда умер отец. (В легенде не говорится, от чего.) Осиротевшая семья во главе с матерью отправилась пешком в надежде найти работу в Тегеране. Сын, которого она отдала в погонщики ослов, был известен под именем Реза Шавад Коух, что в переводе означало, собственно, Реза из деревни Шавад Коух.
Реза выбился из окружавшей его нищеты благодаря одному личному качеству: он был необычайно высок и необычайно силен. В 14 лет рост его достигал 190 см. Можно смело сказать: если бы он не вырос таким длинным, династии Пехлеви не было бы, потому что в 14 лет его уже приняли не столько в славную, сколько в пресловутую бригаду персидских казаков. Вербовавший в казаки офицер взял его в персидское войско исключительно за высокий рост и необыкновенную физическую силу. А для погонщика ослов попасть в число персидских казаков означало большую и блестящую карьеру. Так оно и оказалось на деле: во главе казачьих отрядов он затем проскачет весь путь до самого шахского трона.
Последние годы прошлого столетия. В Персии в то время правили шахи из династии Каджаров. Это были слабые, безвольные и лишенные власти правители, являвшиеся игрушкой в руках политиков великих держав. Иран, соответственно, делился на две «зоны влияния». Со стороны Индии и с юга распространяли свою власть англичане, а в северной части укрепляли собственное влияние русские цари, стремясь создать буфер на пути британского империализма. В результате этих маневров и явилась на свет бригада персидских казаков под командой царских русских офицеров. Бригада стояла в окрестностях Тегерана и считалась элитным войском в этой нищей стране, и уж, конечно, не в последнюю очередь она обеспечивала влияние царей и на регион, и на шахов из династии Каджаров.