Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Шрифт:
И вот наступило утро того дня, на который была назначена инспекция. Я вдруг вспомнил о простынях внизу, и моего радужного настроения как не бывало. Поспешно спустился вниз, прошел через длинный бетонированный вестибюль в прачечную. Это здание простоит еще тысячу лет. Оно сможет выдержать десять мегатонн. Стиральная машина была здоровой, как грузовик. Инструкция на трех языках. Я включил ее, проверил, нормально ли работает машина, и предпринял последнюю попытку, выстроив мои отбеливатели в боевые порядки на крышке стиральной машины. На протяжении этой недели я перестирывал белье уже в четырнадцатый раз и знал всю процедуру как свои пять пальцев,
Должна сработать синергетика. Напевая песенку, прославляющую таинственную силу синергетики, я взял карандаш из записной книжки и решительно размешал содержимое колпачка. Сначала появились пузыри, потом пена.
Тут я вспомнил, как моя жена, химик, ругала меня, когда я смешал два чистящих средства для ванн. «От смешения аммиака с порошком „Аякс“ выделяется смертельный газообразный хлорамин!» — кричала она. — «Никогда не смешивай такие вещи!»
Я оставил колпачок с отбеливателями на сушилке и выбежал из комнаты. Из бетонного вестибюля осторожно заглянул обратно и принюхался. Опустив глаза, я заметил, что все еще зажимаю в руке карандаш; нижняя часть карандаша стала белой, как мел. «Ого! Вот это да!» — воскликнул я и отошел в глубину вестибюля. Ну и мощь в этой синергетике!
Рассмотрев карандаш с белоснежным ластиком, я после некоторого раздумья вернулся в прачечную. Дышать можно. Отступать было некуда, нельзя ударить в грязь лицом перед швейцарцами. Поэтому я осторожно вылил колпачок в отверстие в верхней части машины и набил машину нашими пожелтевшими простынями и наволочками. После чего закрыл машину и включил режим самой горячей стирки, 90°C. Поднявшись наверх, я заметил на самом кончике моего левого указательного пальца белое пятнышко. Я попробовал отмыть его, но ничего не получилось. «Надо же — отбелил себе палец!» — воскликнул я. Наконец-то смесь действует как положено!
Через час я вошел в прачечную с тревожным чувством, надеясь, что простыни не расползлись. Но, когда я открыл дверцу машины, в комнате распространилось такое сияние, как будто одновременно сверкнуло несколько фотовспышек, как в рекламном ролике. И, что самое интересное, простыни стали белыми, как свежевыпавший снег.
Я завопил от радости и положил их в сушилку И ко времени, когда инспектор позвонил в дверь, белье было уже высушено, выглажено и аккуратно сложено в ящиках шкафа в спальне.
Я беззаботно напевал, впуская инспектора. Инспектор оказался молодым человеком, даже, вероятно, моложе меня. На безупречном английском он сразу извинился за свое вторжение.
— Все в порядке. Не беспокойтесь, — ответил я и провел его в квартиру. Он кивнул, слегка нахмурясь.
— Мне нужно будет проверить кухонные принадлежности, — сказал он, предъявив список.
Это заняло уйму времени. Когда он закончил, то неодобрительно покачал головой:
— Не хватает четырех стаканов, одной ложки и крышки заварочного чайника.
— Да, вы правы, — сказал я радостно. — Мы разбили стаканы, потеряли ложку и, по-моему, повредили чайник, хотя я никак не припомню, когда это случилось.
Все это были такие пустяки по сравнению с качеством уборки и порядком; прежде всего чистота, а потом уже все остальное.
И инспектор был согласен со мной — он слушал меня и кивал с серьезным
— Конечно, все, что вы говорите, прекрасно, а вот это что такое?
И с довольным видом извлек с верхней полки кладовки несколько грязных кухонных полотенец.
Тогда я понял, что инспектор жаждет грязи, как полицейский жаждет преступлений, ведь это единственное, что придает смысл его работе. Я про эти полотенца совсем забыл.
— Не имею представления, что это за полотенца, — сказал я. — Мы ими не пользовались, я совершенно забыл, что они там лежат. Это, наверное, прежний жилец постарался.
Он недоверчиво посмотрел на меня.
— Чем же вы вытирали посуду?
— Мы ставили ее на сушилку.
Он покачал головой, просто не в силах поверить, что кто-то пользуется подобными методами. Но тут я вспомнил нашу швейцарскую приятельницу, которая вытирала ванну полотенцем каждый раз после принятия душа. Я упрямо пожал плечами, инспектор также упрямо покачал головой. Он опять повернулся к кладовке, надеясь найти там еще какие-нибудь запрятанные сокровища. Недолго думая, я быстро дотронулся у него за спиной до запачканных кухонных полотенец моим побеленным указательным пальцем.
Они стали абсолютно белыми.
Когда инспектор закончил пристрастный осмотр, я сказал небрежно:
— Посмотрите, они не такие уж грязные.
Он бросил взгляд на полотенца, и его глаза приняли удивленное выражение. Инспектор подозрительно посмотрел на меня; я с невинным видом пожал плечами и вышел из кухни.
— Вы еще не закончили? — спросил я. — Мне пора ехать в город.
Он собрался уходить.
— Придется все же как-то решить вопрос со стаканами, — сказал он очень недовольным тоном.
— И с ложкой, — сказал я. — И с крышечкой от чайника.
Он ушел.
В сверкающем воздухе опустевшей квартиры я выделывал па. Работа выполнена, я прошел инспекцию, моя душа чиста, ее переполняла благодать. Солнечные лучи еле пробивались сквозь низкие облака, и на балконе воздух был холодным. Я надел пуховик и отправился в центр, чтобы посмотреть на мой Цюрих в последний раз.
По старым заросшим ступенькам и через неприветливый сад Немецкого Федерального института технологии, мимо большого здания, где живут китайские студенты. По крутой пешеходной улице к Волташтрассе, мимо японского огненного клена и магазина, где предлагают варианты отделки интерьера. Я дотронулся до красной розы и не очень удивился, когда она побелела. Теперь вся верхняя фаланга просвечивала, как парафин.
Потом я двинулся к остановке трамвая на Волташтрассе. Было ветрено. На другой стороне улицы стоял заброшенный дом, полуразвалившийся, по розоватым стенам змеились широкие трещины. Мы с Лайзой всегда восхищались им: во всем аккуратном Цюрихе не было другого такого — настоящий дом с привидениями. Аномалия, нечто чуждое для этого города, как и мы сами, поэтому этот дом нам так и нравился.
— Тебя я не трону, — сказал я ему.
Трамвай номер 6 бесшумно спустился с холма от Кирхе Флютерн и со свистом остановился около меня. Нужно лишь нажать на кнопку, чтобы двери открылись. Стоило дотронуться до него, как он стал белым. Обычно они выкрашены в синий цвет, но некоторые трамваи разноцветные, на них реклама городских музеев. Встречаются и белые трамваи, рекламирующие Музей Востока в Райтберге; теперь и этот примут за такой. Я поднялся на ступеньки.