Свет иных дней
Шрифт:
Этот голос, которого Давид не слышал с тех пор, как ему было пять лет, это лицо – голубые глаза, крупный нос, – нависшее над ним, будто гигантская луна…
– Мой мальчик. Как же мы давно не виделись… Пойдем, нам нужно многое наверстать.
Большую часть времени, пока Давид летел в Сиэтл из Англии, он мысленно готовился к этой встрече.
«Тебе тридцать два года, – твердил он себе. – У тебя прочное положение в Оксфорде. Твои работы, твою популярную книгу по экзотической математике в области квантовой физики очень хорошо приняли. Пусть этот человек – твой отец. Но он бросил тебя и не имеет над тобой никакой власти. Ты уже взрослый. У тебя есть вера. Тебе нечего бояться».
Но Хайрем, как наверняка и намеревался, за первые же пять секунд после встречи разрушил все рубежи обороны Давида. Давид, совершенно обескураженный, позволил себя увести.
Хайрем повез сына прямо в научно-исследовательский центр, который он окрестил «Червятником», – на север от Сиэтла. Поездка в «роллс-ройсе», оборудованном «умным» двигателем, получилась быстрой и немного страшноватой. Управляемые позиционными спутниками и бортовым искусственным интеллектом автомобили неслись по автострадам со скоростью выше ста пятидесяти километров в час, и при этом расстояние между задним бампером одной машины и передним – другой было не больше нескольких сантиметров; такого экстремального дорожного движения Давид в Европе не видел.
А вот город – то немногое в нем, что удалось заметить по пути, – показался Давиду вполне европейским: красивые, заботливо ухоженные дома с прекрасными видами на горы и море.
Современные детали архитектуры разумно и изящно сочетались с общим ощущением пространства. В центре города царило оживление: начался сезон рождественских распродаж.
С детства у Давида о Сиэтле сохранились отрывочные воспоминания: он помнил небольшую лодку, которую отец, бывало, выводил из Саунда [11] , прогулки по снегу зимой. Конечно, он и прежде не раз возвращался в Америку – теоретическая физика была международной наукой. Но он никогда не бывал с тех пор в Сиэтле – с того самого дня, когда его мать незабываемо бурно собрала вещи и вместе с сыном покинула дом Хайрема.
11
Имеется в виду Пьюджет-Саунд – залив Тихого океана, на берегу которого стоит Сиэтл.
Хайрем говорил беспрестанно, засыпая сына вопросами.
– Ну, так ты окончательно обосновался в Англии?
– Ты же знаешь, какой там климат. Но даже в заледеневшем Оксфорде жить замечательно. Особенно с тех пор, как за кольцевую дорогу запретили въезжать на личном автотранспорте, и…
– А эти выпендрежники британцы не дразнят тебя за твой французский акцент?
– Отец, я француз. Это моя сущность.
– Но не твое гражданство. – Хайрем хлопнул сына по колену. – Ты американец. Не забывай об этом. – Он чуть опасливо посмотрел на Давида. – Ты все еще подвизаешься?
Давид улыбнулся.
– Ты имеешь в виду, католик ли я все еще? Да, отец.
Хайрем проворчал:
– Все твоя треклятая мамочка. Самая моя большая ошибка – это то, что я с ней связался, не приняв в расчет ее религию. А она взяла и заразила тебя вирусом святошества.
Давид вспыхнул.
– Это звучит оскорбительно.
– Да. Прости. Так что же, в Англии сегодня католикам живется хорошо?
– С тех пор как католическая церковь восстановлена в правах, Англия стала обладательницей одной из самых здоровых католических общин в мире.
Хайрем буркнул:
– Не так часто услышишь слова «здоровый» и «католический» в одном предложении… Мы приехали.
Они поравнялись с просторной автостоянкой. Машина подъехала к свободному парковочному месту и остановилась. Давид вышел и последовал за отцом. Океан был совсем рядом, и Давида сразу окутал прохладный, пропитанный морской солью воздух.
Автостоянка примыкала к большой, грубовато сработанной постройке из бетона и гофрированного металла, похожей на авиационный ангар. Гигантские ворота в торце здания были приоткрыты. Около «ангара» было сложено много картонных коробок. Автокары-роботы перевозили их внутрь здания.
Хайрем подвел сына к небольшой, в рост человека, двери, вырезанной в боковой стене. В сравнении с размерами постройки дверь казалась предназначенной для карликов.
– Добро пожаловать в центр вселенной! – пригласил Хайрем Давида и вдруг устыдился. – Послушай, я сразу потащил тебя сюда, не подумал. Ты ведь только что прилетел. Тебе нужно отдохнуть, принять душ…
Хайрем, похоже, искренне заботился о его благе, и Давид не смог удержаться от улыбки.
– Может быть, кофе я бы выпил чуть попозже. Ну, показывай свою новую игрушку.
Внутри было холодно, как в пещере. Звук шагов по пыльному бетонному полу эхом отлетал от стен. Повсюду под рифленым потолком висели яркие лампы. Помещение было залито холодным, всюду проникающим дневным светом. Царило ощущение спокойствия, безмолвия. Обстановка больше напомнила Давиду храм, чем техническое учреждение.
В центре помещения возвышалась гора оборудования, вокруг которой работала небольшая группа инженеров. Давид был теоретиком, а не экспериментатором, но он узнал детали экспериментального оборудования для получения высоких энергий. Тут находились детекторы субатомных частиц – высокие и широкие ряды кристаллических блоков, а также блоки аппаратуры электронного контроля, сложенные как белые кирпичи и казавшиеся малюсенькими рядом с рядами детекторов. Правда, при этом каждый блок оборудования был размером с передвижной домик.
Однако техники не походили на тех, которые обычно работают в отделах физики высоких энергий. В среднем они были пожилыми людьми – лет около шестидесяти. Но теперь стало так трудно судить о возрасте.
Давид задал вопрос Хайрему.
– Да. «Наш мир» так или иначе проводит политику найма работников среднего возраста. Они более сознательны, а умственные способности у них такие же, как были в молодости, – благодаря современным препаратам для поддержания функций головного мозга. Эти люди благодарны нам за то, что у них есть работа. А в данном случае большинство работников – жертвы аннулирования проекта «ССК».
– ССК – сверхпроводящий суперколлайдер? Этот ускоритель элементарных частиц стоимостью во много миллиардов долларов был бы построен в Техасе, под кукурузными полями – если бы проект не заморозил Конгресс в девяностые годы.
Хайрем сказал:
– Целое поколение американских ученых, специалистов по физике элементарных частиц, получило удар из-за этого решения. Они выжили; они нашли себе работу в промышленности, на Уолл-стрит и так далее. Но большинство из них так и не смогли избавиться от разочарования…