Свет, который не гаснет
Шрифт:
— Знаю.
Как так потом получилось, что она подняла голову…. И Артур опустил к ней свое лицо. И…
Она зареванная, с опухшими глазами и мокрыми от слез щеками. Но какая теперь разница? Если не поцеловать его Светлана сейчас не может?!
Но Артур успел первым. Трогал теплым сухим ртом ее опухшие веки, соленые щеки, мокрые губы — легкими, едва ощутимыми касаниями. И шептал: «Я знаю. Я зная. Я знаю».
— Ты не знаешь главного, — прошептала Света, когда его губы замерли у ее виска.
— Чего?
Она откинула назад голову, чтобы смотреть ему в лицо. Ее пальцы легли на дужку
— Нет.
— Пожалуйста, — тихо прошептала Светлана. — Сними их. Я хочу видеть твои глаза.
Она увидела, как дернулась его щека. Как снова он качнул головой. Но ей это было действительно необходимо. Жизненно необходимо — посмотреть ему в глаза. Хотя она самой себе не могла объяснить это желание. Снова подняла руку и медленно провела по его щеке. И тихо повторила:
— Пожалуйста…
Ей показалось, что Артур все-таки не выполнит ее просьбу. А потом он сам поднял руку и резким движением сдернул очки.
У него оказались очень красивые глаза. Большие, с длинными густыми ресницами и вздернутыми внешними уголками. Светло-карие, с легким зеленоватым отливом. И незрячие.
Взгляд Артура был устремлен ровно перед собой, но… но не в пространство. Куда?! В темноту? В пустоту? В нечто… нечто иное.
Горячий ком от этого взгляда мгновенно вспух в горле. Но Светлана не позволила ему разрастись до того размера, когда он не даст ей говорить. Она не позволила этому кому затопить себя жалостью. Артура нельзя унижать жалостью. А порыдать от острого до боли сострадания к нему — это она успеет сделать потом.
— Вот что главное… — прошептала она — и поцеловала Артура. Обхватив его за шею руками, крепко, в губы.
Какой это был сладкий поцелуй. Какой невероятно, невозможно сладострастный. Такой, что от него Света забыла решительно обо всем. Кроме желания — или даже потребности — целоваться. Ощущать прикосновения теплых уже отнюдь не сухих губ. Упиваться этими касаниями. Терять голову. чувствовать, что эти поцелуи — не просто касания губ. Что происходит что-то гораздо более… важное. Какой-то разговор. Тел. Душ.
Непонятно. И даже если ей это просто кажется — пусть кажется. Пусть.
Она бы так могла стоять в кольце его рук и целоваться долго. Бесконечно долго. Но Артур поцелуй прервал. Успел услышать ее стон разочарования, а потом крепко взял за руку.
— Пойдем. Ко мне пойдем.
Они не размыкали рук, пока поднимались по лестнице. Света не понимала, кто кого ведет. Самое главное, что никто из соседей им не попался.
Едва за ними закрылась дверь квартиры Артура, как Светлану подхватили на руки. И вот тут охнула.
— Артур, отпусти!
— Нет.
Это было такое спокойное и категоричное «нет», что ему трудно было что-то противопоставить. Но Светлана попыталась. Пока ее несли.
— Я тяжелая.
— Неправда.
С этими словами ее опустили на кровать. И желание спорить тут же куда-то исчезло. Исчезло вообще все.
Кроме Артура.
Его губ — горячих, жадных, торопливых и при этом упоительно нежных. Касаний пальцев — таких невесомых и при этом таких требовательных — что хотелось плакать. Когда эти пальцы касались лица, плеч, рук. А когда руки Артур легли на ее грудь — плакать расхотелось резко. И думать тоже расхотелось резко. А только прогнуться под его руки. И позволить ему все.
И точка.
Артур, конечно, фантазировал про Светлану. И представлял. Что ему еще оставалось? Но когда фантазии вдруг оказались в его руках… Кто упрекнет его в том, что он потерял самообладание?! Да пусть кто угодно в чем угодно упрекает, ему по хрен. Потому что Света оказалась именно такой, какой он себе представлял. Нет, гораздо, гораздо… Нет, слов не находилось.
Он уже знал, какие ее волосы наощупь. Но зарыться в них пальцами, притягивая ее за затылок к себе — это же совсем другое. Гладкие пряди скользили между пальцами, обвивая, привязывая. А он хотел этого — чтобы привязала к себе, чтобы не отпускала, не отодвигалась.
Он знал, какие наощупь ее руки — те легкие касания, когда Светлана его стригла, хранились в его личной кладовой самых чувственных впечатлений. А теперь эти руки лежали на его шее, гладили, притягивали к себе. И это давление нежных женских рук на шее — ему невозможно сопротивляться. Да Артур и не хотел этого. Он желал прямо противоположного.
Опустить ее на кровать, не размыкая рук, опуститься рядом — и снова поцеловать. Он уже знал, какая кожа на ее лице — нежная, бархатистая. Как одуряюще пахнет у нежного виска. А теперь, самое восхитительное — поцелуй в губы.
Горячие, приоткрытые, жадные. Ей нужен этот поцелуй так же, как ему. И это уносит окончательно. И он падает — во власть жаркого, жадного, влажного поцелуя. И вслед за ним наконец прижимается всем телом — и теряет голову совсем.
Он даже представить не мог, какая она на самом деле. Сейчас Артур это ощущает, но… Но чертовски мешает одежда. Он знает, чувствует, что там, под слоем одежды — что-то совершенно удивительное. Такое, о чем он и мечтать не смел.
Хочется всего и сразу. Целовать сладкий нежный рот. Стаскивать с нее одежду, чтобы ощутить ее кожу. Везде. Не только на лице и руках. Хочется трогать. Там, где самое сладкое, женское, самое-самое пышное и упругое. Нет, трогать не хочется. Хочется вульгарно лапать, тискать, сжимать.
Не прерывая поцелуя, Артур потащил ее футболку вверх. Света что-то смутно выдохнула — похожее тоном на сомнение или возражение. Он заглушил его поцелуем и хриплым «пожалуйста».
Пожалуйста. Мы не можем остановиться сейчас. Иначе я умру.
Замок лифчика безошибочно найден и расстегнут. Белье отброшено в сторону. И, наконец-то…
Нет, это совершенство нельзя лапать. Артур замер, под властью всего двух ощущений. Как бухает в горле кровь. И как покалывает в коже ладоней и кончиках пальцев. Потому что там, под ладонями и пальцами — идеальная женская грудь. Пышная, упругая, с нежной кожей — то, чем просто необходимо наполнить мужские ладони. Артур наполнил. И рот свой наполнил сладким соском. Одним, потом вторым. По очереди. Ему кажется, что он это может делать бесконечно долго. Подхватить снизу налитые пышные груди — и упиваться вкусом ее соска в своем рту. И ее шумным дыханием и стонами заодно. Этим можно наслаждаться бесконечно. Втянуть, слегка поднять голову, потянуть, позволить выскользнуть — и снова, наклонив голову, захватить ртом.