Свет любви
Шрифт:
Она обернулась и наконец заговорила, понимая, что его слова были предостережением, и чувствуя, что это не пустая угроза:
— Я больше не стану пытаться убежать с балкона.
Джалахар улыбнулся, но его глаза недоверчиво блеснули.
— Будь ты мужчиной, я попросил бы тебя дать слово чести. Зная твою решимость, я не думаю, что тебе можно доверять. Просто я скажу, что наше будущее в твоих руках.
Она выпрямилась, едва Джалахар шагнул к ней, отступила к балкону, но он рассмеялся и остановился. Протянув руку,
— Ночная прогулка повредила твоей прическе, Элиза. Я причешу тебя.
— Я могу причесаться сама.
— Но не станешь же ты отказывать мне в этом маленьком удовольствии, особенно тогда, когда я привез тебе вести от мужа.
— Брайан! — воскликнула она, блеснув глазами. — Расскажи, он жив? Рана заживает? Что ты узнал? Откуда?
Джалахар слегка поклонился, жестом веля ей следовать за собой. Элиза поколебалась всего мгновение, а затем вернулась в комнату.
Эта комната была ей ненавистна, хотя Джалахар выбрал не самую плохую из комнат дворца. Напротив, Элизу окружили роскошью. Комната была просторной; в одном ее углу стояла кровать со множеством шелковых подушек и тончайшим газовым пологом. Полы устилали пушистые ковры, окна закрывали занавеси голубовато-зеленых тонов. Здесь же стояли резной туалетный столик с серебряными щетками и гребнями и медная ванна — такая большая, что Элиза могла бы плавать в ней. В комнату принесли множество драгоценных книг, тщательно переписанных известными писцами, — французские переводы прославленных греческих и римских поэтов. Ей не отказывали ни в чем — кроме свободы.
И потому комната была ей ненавистна. Несмотря на всю роскошь, тюрьма оставалась тюрьмой.
— Садись, — приказал Джалахар, указывая ей на стул перед зеркалом. Элиза послушалась, не спуская глаз с отражения Джалахара в металлическом зеркале с искусной рамой. Он отвел глаза, взял щетку и принялся осторожно выбирать шпильки из узла ее волос. Волосы упали Элизе на спину, и Джалахар восторженно приподнял их, глядя, как блестят золотые и медные пряди под светом свечей, а затем принялся расчесывать их плавными взмахами.
— Джалахар!
Ей не хотелось ничего спрашивать у него, но и сдерживать себя не могла.
— Я слышал, что он крепко держится за свою жизнь.
— Он жив!
— Да, но…
— Что? — Элиза обернулась на стуле, взглянув на Джалахара с тревогой и болью.
— Говорят, его одолевает лихорадка. Ты знаешь, здесь ею болеют часто… воинов убивают не раны, а лихорадка.
Элиза опустила глаза, наполнившиеся слезами.
— Он сильный воин, — сказал Джалахар. — За ним присматривает лучший из лекарей английского короля.
— Он наверняка убьет его, если этого не сделает лихорадка! — воскликнула Элиза.
Минуту Джалахар промолчал, а затем заметил:
— Я попрошу Саладина отправить к королю нашего лучшего лекаря, египтянина, который умеет исцелять пустынную лихорадку.
Позднее Элиза сочла бы нелепостью, что человек, отнявший ее у мужа, желает сделать все возможное, чтобы сохранить
— Египтянина? — переспросила она.
— Он лучший лекарь, какого я знаю, — ответил Джалахар.
— Но примет ли его Ричард? Позволит ли осмотреть Брайана?
— Даже твой король уважает благородство Саладина. Английский король упрям, своеволен, но не глуп. Я прикажу, чтобы лекарь отправился к нему немедленно.
Слезы затуманили глаза Элизы. Она опустила голову.
— Ты… будешь приносить мне вести?
— Да, если, конечно, ты пригласишь меня приходить сюда.
— Приглашу?
Джалахар улыбнулся:
— Это твои владения, Элиза.
Она уставилась в темные глаза — такие выразительные, что они оживляли слишком утонченные черты лица араба. Его длинные гибкие пальцы перебирали ее золотые волосы. Она слегка вздрогнула, желая, чтобы у нее был жирный, грязный и безобразный тюремщик. Но он даже в свободных одеждах создавал впечатление сдержанной силы. Он умел говорить красивые слова; в самом деле, странный человек!
— Это не мои владения. Это просто… тюрьма. А ты мой тюремщик. Узники не приглашают тюремщиков к себе.
— Ты должна считать себя гостьей. Добрый хозяин не тревожит гостей без их позволения.
— Сегодня ты вошел сюда безо всякого позволения.
— Да, но обстоятельства были иными, верно? Я считал, что мое сопровождение необходимо.
Элиза взглянула в зеркало и проговорила шепотом:
— Тебе известно, что я жду тебя в любое время… если ты принесешь вести о Брайане.
— Тогда я вернусь к тебе, как только что-нибудь узнаю.
Прошла еще неделя, прежде чем Элиза вновь увидела Джалахара. Она пыталась читать, пыталась найти способ сохранить терпение, оставаться в здравом рассудке. Но так или иначе, долгие часы она беспокойно вышагивала по комнате.
Ей прислуживали две женщины-мусульманки, красиво одетые, в дорогих украшениях. Элиза сочла их одеяния слишком пышными для служанок, пока не узнала от старшей из женщин, с трудом говорившей по-французски, что они жены Джалахара. Она изумилась тому, что он отправил жен прислуживать захваченной в бою пленнице, но женщин, казалось, это не тревожило.
— По закону Аллаха, мужчине положено четыре жены, — объяснила маленькая и крепкая Сатима.
— А у Джалахара?..
— Три. Когда придет время, он возьмет тебя в жены.
— Но у меня есть муж!
— Ты вышла замуж не по закону ислама.
Мусульманки неодобрительно относились к ее поведению: ей, пленнице, следовало быть польщенной тем, что сам великий Джалахар решил взять ее в жены — ведь она могла стать просто наложницей.
Элиза впала в глубокую тоску. Джалахар не приходил, тревога за Брайана усиливалась. Элиза знала, что лихорадка убивает даже самых сильных мужчин, а Брайан страдает от нее уже слишком долго… Сколько еще у него хватит сил, чтобы бороться с неумолимой болезнью?